собой ради меня. Подписывает собственный смертный приговор. Если он меня расчленит, и вместо последней смерти я погружусь в золоченый сон, все поймут, что он тоже предатель. И тогда они его убьют, и он, в отличие от меня, не вернется.

Никогда не вернется.

От этой мысли я резко оживаю.

– Нет! – взвизгиваю я глухо из-за кляпа. – Нет, Кейта!

Император кивает:

– Вперед.

Кейта приближается.

– Не стоило, Дека, – говорит он. – Не стоило мне рассказывать, как тебя убить.

Теперь я слышу его надежду и решимость. Я бьюсь в удерживающих меня руках, силюсь кричать, чтобы Кейта меня услышал, но он поднимает клинок. Металл поблескивает в лучах послеполуденного солнца.

– Прости, – опуская его, произносит Кейта.

Когда моя голова отделяется от тела, я успеваю поймать его взгляд. Его глаза полны слез. Глаза Кейты полны слез. Убивая меня, он плачет.

Плачет, обрекая себя на гибель.

* * *

Когда я вновь просыпаюсь, стоит ночь и меня окружает колючая темнота. Такое ощущение, будто меня накрыло тканью. Пытаюсь повернуть голову, чтобы от нее избавиться, и замираю, сбитая с толку. Я не могу повернуть голову. Я даже шею не могу напрячь. Где-то между ними поселилась жгучая боль – боль, которая странно резко раскалывает все тело, будто в нем появились промежутки. Пробую поднять руки, чтобы пощупать шею, а они не двигаются. Я их даже не чувствую. Есть только боль и жуткое ощущение скольжения, как будто части тела… тянутся друг к другу.

С пониманием приходит ужас: мое тело не едино. Волокна срастаются друг с другом, как было в подвале в Ирфута. Такое ли наказание уготовил мне император? Они уже убили Кейту? О, пожалуйста, пусть с Кейтой все будет в порядке! В горле зарождается низкий, пронзительный вой.

– Дека? – Что-то роется в окружающей меня ткани, и ее тьму пронзает свет. – Не может быть, чтоб ты очнулась!

Меня поднимает в воздух, и первое, что я вижу, – это лицо Кейты. В его глазах шок и изумление.

– Как ты можешь быть в сознании? – хрипит он. – Ты все еще исцеляешься!

– Кейта! – всхлипываю я, заливаясь слезами облегчения. – Ты жив, ты жив!

– Жив, конечно, – хмурится Кейта. – А почему не должен?

– Но все видели, что ты предал меня недосмерти, а не последней. Они знают, что ты предатель.

Кейта качает головой:

– Нет, они видели, как ты истекала синей кровью последней смерти. Они решили, что ты мертва.

– Синей? – настает мой черед свести брови. – Как это?

– Бритта придумала, – отвечает Кейта. – Она знала, рано или поздно что-то такое произойдет, поэтому попросила Белкалис приготовить раствор из некоторых растений Варту-Бера. У нее, судя по всему, есть аптекарский опыт?

– Ее дядя был аптекарем, – говорю я, вспоминая рассказ об этом злом человеке. По крайней мере, она узнала от него хоть что-то полезное.

– На всякий случай Бритта дала этот раствор мне и Адвапе. Я брызнул им на тебя, когда я… когда я…

Кейта сглатывает, не в силах закончить фразу.

– Его хватило как раз на то, чтобы все поверили. А потом смертовизги прорвали наш строй, и всех увлекло сражение. В суматохе никто не заметил, ни как мы собрали части твоего тела, ни как отнесли их Иксе.

– Иксе?

Кейта помогает мне наклонить голову и вздрагивает, когда я морщусь от боли. Зато теперь я вижу то, что было от меня скрыто: мы на спине Иксы, а он уверенно мчится по пескам пустыни.

– Икса! – ахаю я с облегчением. – Ты в порядке!

«Де… ка!» – отзывается он радостно на полном ходу.

– Он вернулся за тобой, как только доставил того смертовизга в безопасность. – Кейта поднимает мне голову обратно, снова вздрагивая, когда я морщусь от боли. – Прости, – шепчет он. – Не знал, что ты можешь очнуться в таком состоянии.

И я не знала, хочется мне ответить, но я лишь молча улыбаюсь Иксе.

«Мой хороший», – хвалю я его мысленно.

«Дека!» – довольно отзывается Икса.

Я бросаю взгляд на Кейту.

– Почему? – спрашиваю я. – Почему вы с Адвапой взяли у Бритты тот раствор?

Он пожимает плечами.

– Потому что мы тебя знаем, Дека. Когда ты используешь свои силы, твой голос звучит иначе, и ты выглядишь… не как человек. Сколь бы ты ни была осторожна, тебя рано или поздно раскрыли бы, прозвали ведьмой или смертовизгом и казнили. Но, конечно, мы не ожидали, что все случится буквально на следующий день.

Изумленно распахиваю глаза.

– То есть ты знал? Про кожу?

Кейта кивает:

– Да. Увидел ее однажды в лунном свете, во время охоты. И это меня не пугает, не думай. Понимаю, ты этого опасалась, но моих чувств к тебе ничто не изменит, Дека… я знаю, ты не чудовище.

В моей груди разливается тепло, на глаза наворачиваются слезы. Кейта принимает – любит – меня такой, какая я есть. Ему не нужно произносить эти слова, но я их чувствую. В том, как нежно баюкает он мою отрубленную голову, хотя то, что он просто держит ее в руках, должно само по себе приводить его в ужас. В том, что он сделал ради меня – хотя знал, что такие действия вполне способны оборвать его собственную жизнь. Ради меня он бросил вызов императору, рисковал смертью – единственной и окончательной.

Вопреки всему он меня любит.

Кейта меня любит.

Как я вообще могла подумать, что он предаст?

Меня окутывает такое тепло, что я больше не чувствую ран. А потом в голову вдруг приходит мысль.

– Погоди… а почему ты не остановился, когда отрезал мне голову? Вовсе не обязательно было совсем расчленять.

– Ну, теперь я это понимаю, – вздыхает Кейта. – Но я должен был убить тебя так, чтобы никто не заподозрил, что ты выживешь.

– Пришлось устроить спектакль, – догадываюсь я.

Он кивает и отводит взгляд, слегка подрагивая. Теперь я вижу, что расчленение далось нелегко не только мне. Могу только представить, каково было Кейте рубить меня на потеху другим. Я вдруг жалею, что не способна сейчас его обнять, убедить, что все в порядке.

– И что теперь? – спрашиваю я, стараясь его отвлечь.

Кейта глубоко вздыхает, обретая самообладание.

– Я нашел место, где ты должным образом исцелишься, – говорит он, поворачивая меня лицом вперед, когда Икса мягкими шагами останавливается перед узким проходом на самом краю гор, спрятанным насыпями похожих на стекло черных камней, покрытых белой солью.

Кейта несет меня в огромную пещеру, и когда мы минуем все эти камни, у меня щиплет глаза. Чем глубже мы уходим, тем больше становится соли, пока наконец не оказываемся в самых недрах, где от черного камня остаются лишь вкрапления.

Кейта помогает мне поднять лицо, и я смотрю на высоченный потолок с большим отверстием посередине, где видно мерцающие в далеком небе луну и звезды.

– Как ты нашел это место? – От благоговения я открываю рот.

– Это одна из наших соляных шахт, – отвечает Кейта. – Я часто играл здесь с семьей, когда был маленький.

Я хочу кивнуть, но это невозможно, ведь голова до сих пор не срослась как следует с шеей. Кейта несет меня к озеру в центре пещеры.

– Воды здесь считаются целебными, – поясняет он.

Мельком вижу в них свое отражение, мерцающее золотом тело под тонкой белой тканью, в которую меня завернул Кейта.

– Я все еще в золоченом сне? – изумляюсь.

– Именно поэтому я так поражен, – подтверждает Кейта. – Ты должна спать. В такое время все алаки спят. Так ведь у вашего рода все происходит.

– Наверное, я не нашего рода, – шепчу я. – Наверное, я не алаки.

Кейта задумчиво смотрит на меня сверху вниз.

– Тогда кто же ты? – спрашивает он, но в его взгляде нет ни намека на осуждение, отвращение.

– Раньше я думала, что я, возможно, существо, которое создала Белорукая для императора, полукровка-смертовизг. Но после пережитого на поле битвы я уже не уверена…

Когда Кейта бросает на меня вопросительный взгляд, я признаюсь:

– Я вернула Бритту. Она