Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подбежал к своей ладушке и испугался так, как никогда в жизни не боялся. Её лицо было залито кровью, а сама она не шевелилась.
— Любая моя, — позвал он, осторожно вытирая кровь и приподнимая ей голову, — открой глазки, посмотри на меня, — просил он, не замечая того, что начало твориться вокруг.
Ему ни до чего не было дела. Всю сознательную жизнь он держал себя в тисках ответственности, помня о своём народе. Иногда эта ноша казалась неподъёмной и ненавистной, а иногда она же спасала от слома. Сколько было потерь, а он перебарывал себя и показывал людям, что остаётся с ними и думает о завтрашнем дне. Но сейчас он не мог потерять ту, что разделила с ним все тяготы и радости жизни! Не мог!
После того, как обрёл цельность невозможно вернуться к половинчатому состоянию. Любовь ли это или эгоистичное самолюбование, когда вдруг заново почувствовал в себе силы жить, стремление сделать окружающий мир лучшим, он не знал. Но возвращаться к прошлому не хотел, а без неё нет для него будущего. И пусть простит его сын, но даже дышать без неё нет смысла. Он знает, что без Ули вернётся усталость от жизни, а преодолевать её больше не будет воли. И, наверное, это всё же никакая не любовь к женщине, а блажь и дурь, но ему все равно.
— Ты обещала быть всегда со мной, — рыча, укорил он, крепко сжимая её голову, — я велю тебе посмотреть на меня! Слышишь, Уленька! Ты обещала!!!
— Слышу… не тряси меня… а то добьёшь!
Глава 25.
— Живая, — выдохнул Радомил и жадно прильнул к её губам, не обращая внимания на вялое сопротивление, на кровь и протестующий стон. — Ты полежи тут, я сейчас разберусь… — князь огляделся, воинственно оскалился, но прежде чем ринутся в бой, подтащил перевёрнутые сани и накрыл ими лежащую Ульяну.
— Зачем? — недовольно простонала она, но кто бы слушал. — Да чтоб тебя! — ругнулась она, когда на неё попадали шкуры с сидения. И так тошно, теперь ещё дышать нечем стало, а спину все равно холодит. — Ну всё, в санях не сдохла, так муженёк добил, — проворчала она, пытаясь гусеницей выскользнуть из-под саней и шкур.
По саням сверху что-то чиркнуло, потом ещё и ещё, а дальше бамкнуло, и сани улетели, оставив Ульяну в груде шкур.
Вот теперь она видела, какая битва разгорелась и с удовольствием оказалась бы в укрытии, даже таком ненадёжном, как перевёрнутые сани. Улетевшие за санями привязанные к ним воки скулили, но ничего поделать не могли. Они запутались в ремнях, как и их сородичи, впряжённые в третьи сани. А вот профессиональный погонщик успел освободить своих четвероногих подопечных, и они помогали в битве, яростно наскакивая на снежные комья, отлетавшие от лап мурров и не давая им вновь собраться в ужасные плоские блины с острыми зубьями по краям.
Когда Ульяна увидела, как налетают эти ледяные пилы на вставших стеной барсов, то ужаснулась, но кошки сбивали их на лету лапами, ударяя об лёд, а крошево растаптывали или грызли воки. Потом она увидела, что Радомил встал рядом с муррами и брал на меч летящие смертоносные блины. Но никто ничего не мог сделать с тем вихрем, что бушевал за их спинами на площадке. Именно этот вихрь подхватил сани Ульяны, поднял в воздух и швырнул на острые пики льдин.
«Что происходит?» — крутилось у неё в голове.
Стерев кусочком шкуры застывшую на лице кровь, она поднялась, и поняв, что руки-ноги целы, а кровь натекла из рассечённой брови, поплелась к князю, огибая крутившийся вихрь. Подходить близко она не собиралась, но посмотреть, откуда летят ледяные циркулярные пилы, она должна была.
Против них «танцевала» ледяная старуха. Она кружилась, размахивая широкими снежными рукавами, хохотала и стягивала к себе позёмку, чтобы сотворить из неё боевые снаряды. Ульяне доводилось видеть это существо, но под защитой купола и издалека. Мурры называли это создание старой ледяной самкой и обходили её стороной.
Однако, если она оказывалась на пути прайда, то мурры прогоняли её своим рыком. Было ли рычание всего прайда каким-то особенным или ледяная тварь, мешая барсам кочевать, нарушала какие-то негласные правила существования обитателей льдов, Уля не смогла понять. Но ясно было, что ледяная старуха относится к разумным созданиям и настало время Ульяне вспомнить свою работу администратора. Именно администраторы первыми встают на пути инспекторов, дебоширов, скандалистов, правдолюбцев или толпы возмущённых руководителями работников.
— Уважаемая владычица! — закричала Ульяна, не имея никакого плана, но понимая, что надо отвлечь здешнюю нечисть, заговорить её, вырвать передышку, а там вдруг и умные мысли появятся. — Просим милости твоей! Чем мы обидели тебя?
— Обидели, — неожиданно завыл ветер.
— Обидели, — вторили скрипом льдины.
— Хо-о-дят и ходят, а почтение не выказываю-ю-т… — загудел северный ветер и сбил с ног Ульяну, подталкивая к крутящемуся вихрю. Ей пришлось живенько действовать, чтобы увернуться от него.
— Подарочек владычице не подарила! — пронзительно завизжали новые посланные снежные снаряды, кои Радомил едва успел отбить.
Он поначалу рассердился на жену, досадуя, что она вылезла и подвергла себя опасности, но разбушевавшаяся колдовская стихия ей ответила, а значит, возможны переговоры! И он болван, раз не догадался сам вступить в них, но не поздно поддержать любимую.
— Хозяюшка, благодарю за науку! — крикнул он. — Знатно ты поучила нас уму-разуму!
Ветер резко стих, старуха замерла, и князь тут же продолжил, боясь упустить инициативу в проигрываемом людьми бое:
— Не сочти за дерзость, подскажи какой дар тебе… понравится! — Радомил чуть было не ляпнул «какой дар тебе придётся по сердцу»! А какое сердце может быть у ледяной сущности?
— Камушки… камушки хочу! — заскрипела старуха. — И того, кто сумеет их удержать!
— Э, камушки? Прости, не посмел дарить тебе красные или зелёные камушки, — громко посетовал Радомил и уже готов был обговорить количество, а потом убавить аппетиты нечисти насчёт второго пожелания, но старуха возмутилась:
— Нет!!! Мне мои камушки, что как звёзды горят и холодным светом людишек обжигают!
— Видела я такие, — вступила Ульяна. — Редкие кристаллы, но не
