– Его в первую очередь, – пообещала Таня.

Такси она отпустила, едва перевалили за МКАД. Сводила Надира в кафе, накормила, сама же только выпила кофе, попросив покрепче, – внутри по-прежнему тикало: быстрей, быстрей! После краткого отдыха Таня вызвала другое такси, и они двинулись в сторону Можайска, к небольшому военному городку, спрятавшемуся между лесом и крошечной речушкой.

На место они прибыли уже к вечеру. Таня не была здесь давно, но нужный дом нашла сразу. Память точно вернула ее в давние времена. Господи, какой наивной я была, думала девушка, нажимая кнопку звонка.

Открывший дверь невысокий худощавый мужчина расплылся в улыбке.

– О, здравствуй, любимая ученица! Сколько лет, сколько зим! – в его речи по-прежнему чувствовалась слегка окающая уральская скороговорка.

– Добрый вечер, Коля-сан! – Таня, прижав ладони к груди, шутливо склонилась в традиционном поклоне.

Мужчина рассмеялся и, присев на корточки перед нахмуренным Надиром, протянул ему руку.

– Ну, здравствуй, юный самурай!

– Я не самурай, – ворчливо поправил мальчик. – Я – ниндзя!

– Прошу прощения, – с японской серьезностью извинился Николай. – Здравствуй, юный ниндзя!

В прихожую выглянула его полная светловолосая и голубоглазая жена Катя. Появившийся следом серьезный мальчик лет двенадцати вежливо кивнул гостям и снова исчез. Две девочки лет восьми, различавшиеся лишь цветом футболок, встали под вешалкой, точно оловянные солдатики. И, наконец, за ними с шумом и гиканьем вылетел пацан лет пяти. Из-под шнурка, обхватывавшего стриженую голову, торчало воронье перо.

– Привет! – радостно завопил он, подскакивая к Надиру. – Наконец-то ты приехал! В индейцев будем играть?

Пока детей знакомили друг с другом, пока ошеломленный криками и гомоном Надир рассматривал игрушки и пытался найти общий язык с громадным рыжим котом, явно считавшим лучшим времяпрепровождением сон, пока Катя хлопотала на кухне, у Тани и Николая появилась возможность немного поговорить.

Николай, тот самый Коля-сан, что обучал и саму Таню, и всех ее однокашников по спецшколе тайнам рукопашного боя, непревзойденный мастер и сказочной доброты человек, в обыденной жизни числился (да и был, кстати) мануальным терапевтом, счастливо живя со своей многочисленной семьей в четырехкомнатной квартире «относительно ближнего Подмосковья». И такое положение дел его абсолютно устраивало. Таня иногда задавалась вопросом: а знает ли или хотя бы подозревает хлопотливая добродушная Катя о специфической работе мужа? Частично, скорее всего, – да. Вряд ли Таня – единственная из всех учеников, кто поддерживает хотя бы время от времени отношения с бывшим наставником. Очень вряд ли. Даже и представить нельзя. В ее представлении Коля-сан был из тех атлантов, что держат небо, из тех, на ком, как на трех слонах, стоит весь этот мир. Достаточно было просто оказаться рядом с ним, и ты начинал чувствовать, что все в порядке, а что не в порядке – мы быстренько наладим. Спокойствие и безмятежность бывшего наставника усмиряли любые душевные бури. У Тани даже тикать внутри перестало. То все стучало: быстрей, быстрей, а тут – сидим, беседуем, никуда бежать не надо, все хорошо.

– Не волнуйся, – заверил ее Коля-сан, – пусть живет у нас сколько надо. Где четверо, там и пятеро, никаких проблем. Да и вообще, у нас вечно всякие дети толкутся. Так что в нашей компании он точно не соскучится. Вот завтра как раз собирались всей толпой купаться на дальние озера. Там красота-а-а… – Николай потянулся, под «дубленой» кожей перекатились узкие и узловатые, как лианы, мышцы, в глазах блеснула и пропала молния. – Тебе помощь какая-нибудь нужна?

Таня только плечами пожала:

– Сама пока не знаю, что мне нужно.

Николай кивнул:

– Когда понадобится, можешь рассчитывать в любой момент. Ну, да сама знаешь.

По правде говоря, Таня порядком беспокоилась, как воспримет все это Надир: приехала, схватила, увезла, привезла к незнакомым людям, опять бросает. И это при том, что обещала забрать к себе и быть рядом. Но тревожилась она, разумеется, попусту. В этом доме счастье или как минимум спокойствие раздавали полной ложкой. Надиру так понравилось на новом месте – «у теть Люды было ничего, но тут лучше, и Петьки нет!» – что он отпустил Таню не то что без слез, а вообще с улыбкой. Правда, взял с нее очередное обещание, что она скоро-скоро вернется, и они все вместе, включая дядю Колю, тетю Катю и всех ребят, поедут к тете Люде смотреть маленьких кроликов, которые должны вот-вот народиться в хозяйстве у соседей, тех, что через дом. Заодно и с Петькой разберутся.

На том и порешили.

* * *

С утра Таня с Игорем Леонидовичем поехали в Серпухов. Собственно, не в сам Серпухов, и даже не в Петровку, а туда, где она вчера спрятала машину.

Убедившись, что красная «БМВ» по-прежнему стоит на дне карьера, слегка прикрытая свешивающимся сверху поваленным деревом, Учитель отвел девушку к своей машине, оставленной на безопасном расстоянии.

– Звони Субботину, – приказал он. – Не со своего телефона. Возьми тот, второй, который он тебе подарил. Про машину ничего не говори, скажи, что мальчика забрала, подъезжаете к основной трассе и через пару часов будете в Москве. Больше ничего.

– Но… – Игорь Леонидович бросил на нее такой суровый взгляд, что Таня осеклась.

Вытащила подаренный Сергеем айфон, вызвала знакомый номер.

– Привет! Со связью ужас какой-то, только сейчас сумела дозвониться, – щебетала она, сама удивляясь, как беззаботно звучит ее голос. – Соскучилась…

– Да и я уже весь извелся, – хохотнул Сергей. – Уехала и пропала. Когда тебя ждать-то?

– Едем, едем уже.

– Забрала? Не упирался? – небрежно спросил он.

– Да нет, все нормально, спит на заднем сиденье, мы что-то рано встали. Ну, ничего, дорога нормальная, скоро на трассе будем.

– Не будете, – после паузы произнес голос, показавшийся совершенно чужим. – Прощай, дорогая моя…

И тут же со стороны карьера грянул взрыв.

Таня как будто вдруг сразу замерзла. Как будто ее сунули в прорубь. Или, как генерала Карбышева, облили на морозе из шланга. Мысль, что Сергей хотел ее убить, топорщилась острыми ледяными краями и не умещалась в голове. Вот просто не умещалась, и все. Ледяные иглы торчали во все стороны, кололи, резали нежный беззащитный мозг. Сережа? Сереженька? Который вот совсем недавно целовал, прижимал, даже, кажется, плакал, бормоча, что не заслужил такого счастья…

Она вдруг увидела Субботина как наяву: чуткие «музыкальные» пальцы, одно прикосновение которых зажигает жаркую, нестерпимо сладостную волну, голубоватая жилка на смуглой от загара шее, твердые губы, изогнутые нежной полуулыбкой, ласковый взгляд… Теплый, обволакивающий, бездонный…

И вот, как в тысяче фантастических фильмов, бездонная жаркая глубина леденеет, застывает безжалостным зрачком смертоносного дула. Теплая матовость кожи сереет, покрывается сетью корявых трещин, каменеет, осыпается мертвой коркой, выпуская наружу таящееся внутри чудовище – мерзкое, холодное, скользкое… Закричать бы, развеять жуткий морок – этого не может быть! Это же Сережа, мой Сереженька! Теплый, живой, любимый!.. Чудовище ухмыляется, капая с гнилых клыков шипящим грязно-зеленым ядом…