— И вообще, деду почему-то фантастически не везло с женами. Одна его, можно считать, бросила. Это наша дорогая бабушка. Вторая...

— У вас сложились не очень хорошие отношения с Рути?

— Это если мягко сказать. Мы друг друга просто не перевариваем. Тут, наверное, замешана ревность. И с ее стороны, и с нашей. Мы тоже, по-видимому, немало виноваты. Мы так привыкли, что дед всецело принадлежит нам. А тут появляется какая-то чужая женщина...

Баби прутиком начертила возле скамьи, у самых ног, круглую смешную рожицу с пышной шапкой волос. Полюбовавшись на свое творение, она решительно перечеркнула его крест-накрест:

— Рути по-своему любила деда, здесь я не могу погрешить против истины. Но уж как-то очень по- своему. Любовь к деду не мешала ей иметь связь с Кларком.

— Вы считаете, что у Рути и Нормана Кларка была любовная связь?

— Я не просто считаю, я это знаю. И дед, мне кажется, если не знал, то догадывался. Хотя Кларк был и старше деда, но он был очень сильной личностью и всегда нравился женщинам. Особенно таким, как Рути.

— Каким именно?

— Ну таким экстравагантным, тщеславным, что ли. Женщинам-хищницам. Они чувствовали в Кларке достойного соперника. Лично меня люди типа Кларка пугают. Они слишком напористы, как бы подминают под себя тех, кто хоть немного слабее их. Нечто подобное, я думаю, произошло и с нашим дедом в его отношениях с Кларком.

— То есть вы хотите сказать, что Самюэль Спир был в некотором смысле слабым человеком?

— Нет, я бы так не сказала. Он не был слабым. Он был просто слишком добрым и слишком порядочным для нашего времени. Особенно когда дело касалось лично его. Потому что в государственных делах он никогда не позволял себя переубедить, если был прав. Очевидно, он чувствовал слишком большую ответственность, ведь за ним стояло огромное государство и отношения между целыми народами. То, о чем я говорила, имеет отношение в первую очередь к делам фонда. Дед слишком доверял Кларку.

— А почему он ему так доверял, вы можете объяснить?

— Дело в том, что дед был многим обязан Кларку, в том числе и своей дипломатической карьерой отчасти. Но и Кларк был ему обязан не меньшим. Когда-то дед буквально спас его от разорения. Но дело не только в этом. Они и в самом деле были дружны. Сложности начались лишь в самые последние годы. Этому есть несколько причин, на мой взгляд. Запутанные отношения обоих с Рути — это не самое, в конце концов, важное. Им же было не по двадцать лет, когда любви уделяют большое внимание.

Баби немного снисходительно улыбнулась, видимо достаточно скептически относясь к вероятности любви в преклонном возрасте.

Дело, скорее всего, в другом, — продолжила она, — дед слишком доверял Кларку. Он передал ему кое-какие права по управлению фондом. И все было хорошо. Ведь Кларк совершенно гениальный организатор. По сути дела, все проекты, связанные с Восточной Европой и Россией, точнее финансовое их обеспечение, это отчизна Кларка.

— Скорее вотчина, чем отчизна, но это я так, к слову, не обращайте внимания.

— Нет-нет, вы меня обязательно поправляйте, если вдруг я не то слово употреблю. Когда я волнуюсь, у меня такое бывает...

— Это даже у меня бывает, — успокоил я Баби.

— Но в какой-то момент дед понял, что Кларк его обманывает в делах фонда. И похоже, не без помощи Рути. Это открылось в первый раз почти случайно и как бы в мелочах. Дело в том, что большой группе ученых из Академии наук были выделены гранты на исследования. И как-то совершенно случайно дед узнал, что на самом деле платилось им в несколько раз меньше, чем было назначено. Дед, конечно, не мог заподозрить в этом деле Кларка, уж больно мелкие для него были суммы. С одной стороны, он грешил на нечестность советских чиновников, работавших в фонде. Но с другой — это оказалось как бы поводом для более серьезного беспокойства.

Мимо нас с громким ревом быстро пробежал мальчуган лет трех-четырех в ярко-красных трусах. За ним, тяжело переваливаясь, пыталась бежать неимоверно толстая бабушка, нагруженная целой охапкой жестяных ведерок, совков и формочек. Бабуля гремела, как тысячи консервных банок, которые волокут по асфальту тысячи кошачьих хвостов. Вдобавок ко всему она теряла то ведро, то формочку. И было непонятно, как она ухитряется при такой толщине и нагруженности еще и подбирать потерянное.

— Вовчик! Вовчик! Стой! — кричала она.

Но красные трусы неумолимо удалялись, и рев становился все тише, эхом отдаваясь в верхушках сосен. Проводив взглядом эту странную парочку, Баби снова заговорила:

— Зная, насколько глубоко вникает Кларк даже в мелочи, трудно было понять, почему так происходит. То есть дело было явно не в этих суммах, которые оседали в карманах маленьких людей, а в том, что этим маленьким людям было дозволено это делать. Дед очень осторожно через своих доверенных лиц стал изучать ситуацию в фонде. Они вскоре докопались до того факта, что через Фонд Спира перекачиваются какие-то огромные средства. Они якобы шли на благотворительность. Но не впрямую, как это всегда было принято в работе фонда, а иначе. Деньги перечислялись на счета возникших в то время других благотворительных фондов. Со счетов тех — еще куда-то. Это была какая-то бесконечная цепочка. Дед конечно же не мог обратиться в милицию и прокуратуру здесь в России. Да и в Америке не хотел этого делать. Так или иначе, Кларк был его другом, к тому же в этом деле была замешана Рути.

— И что же он предпринял?

Ни более ни менее как частное расследование. Как раз в это время кончился срок его пребывания в Москве и они с Рути перебрались домой, в Штаты. Дела фонда он вынужден был оставить на Кларка, потому что впрямую он еще ни в чем не был уверен. И Рути, так как она официально считалась одним из опекунов фонда, каждый месяц летала в Москву. Ненадолго, но регулярно.

— И что же принесло вашему деду это расследование?

— Оно принесло удивительные вещи. Первое — что подозрения деда о финансовых махинациях подтвердились на сто процентов. Но в добавок ко всему деньги, украденные или проведенные через фонд, шли чуть ли не на закупку оружия. Я здесь конечно же не очень в курсе конкретных вещей, но в то время дед страшно постарел и как-то сразу сдал.

— А что же второе?

— Второе оказалось еще более странным. Выяснилось что-то такое неладное и несуразное в биографии самого Нормана Кларка. Именно об этом дед писал незадолго до смерти в своем дневнике...

— Дневнике?

— Да, буквально два дня назад я получила его из Америки от сестры. Нэнси, когда узнала о смерти Кларка, сразу переслала его мне. Она предполагает, что он может пригодиться для расследования.

— Этот дневник у вас с собой?

— Нет, он у меня в общежитии. Но о нем никто не знает. Просто не может знать. Да к тому же у деда неразборчивый почерк. Если кто-то даже и захочет прочитать, то вряд ли сможет, — засмеялась она.