Наконец Ковалев осторожно спросил:

– А потом что? Степан утром пришел в себя? Как вы выбрались оттуда?

Борис Петрович рассмеялся коротким сухим смехом.

– Выбрались… Мне иногда чудится, что я до сих пор там. А Степан и подавно. Он так в себя и не пришел. Никогда. Поняв, что привести его в чувство не могу, взвалил Степку на себя, потащил. Самое интересное, что утром дорогу я нашел легко, ее и искать не надо было: вдали слышался рев моторов. Я пошел на звук и набрел на дорогу, ведущую в карьер. Я волок Степана, и возле дороги нас заметили, подобрали. Дальше… А дальше – милиция, больница, поезд, возвращение домой. Бабушка Степана не плакала, только все качала головой, и такое горе застыло в ее глазах… Спросила меня: «На кладбище забрели?» Я хотел ей амулет отдать, она не взяла. Так и ношу его, ни на минуту не снимаю.

Голос Бориса Петровича дрогнул.

– Из института ушел. Геология потеряла для меня всякое очарование. Походы, горы, лес, дикие места – меня туда калачом не заманишь. Степан жив. Навещаю его, как могу, только… Тело-то его в больнице уже долгие годы. А вот душа, которую в ту ночь украл мертвый шаман… Кто ж знает, где она теперь обитает.