Ларом, Эммануэль Голдберг — Эдвардом Г. Робинсоном, Полин Ливи — Полетт Годдард и т. д. Одна из самых гениальных перестановок произошла, когда актер по имени Ли Джейкоб стал Ли Джей Коббом. В студийных кастингах использовался эвфемизм «средиземноморский тип», и если актер имел клеймо средиземноморского типа, то хорошие роли в кино ему обычно доставались с трудом. И Рудольфо Валентино, и Кларк Гейбл на ранних этапах своей карьеры с трудом получали роли из-за того, что «выглядели как средиземноморцы», хотя ни один из них не был евреем.

Единственной областью кино, где актеру могло сойти с рук быть евреем, или выглядеть евреем, или где можно было притвориться евреем, даже если он им не был — где быть евреем было даже преимуществом — была комедия, и поэтому не случайно, что некоторые из величайших комиков мира — Эдди Кантор, Джек Бенни, Фанни Брайс, братья Маркс — были евреями, которых Голливуд вскормил до известности. Долгие годы считалось, что величайший кинокомик Чарли Чаплин — еврей. Он должен был им быть, ведь он был таким смешным. Однако, он сошел в могилу, горячо опровергая эти слухи.

Но это интересный комментарий к робости и неуверенности еврейских магнатов Голливуда, которые к 1920-м годам стали самыми влиятельными распространителями массовой культуры в Америке, и, возможно, комментарий к их собственной этнической неловкости или даже откровенному стыду: единственный способ для еврея быть евреем на экране — это играть бродягу, клоуна, жулика или забулдыгу.

И все же следует признать, что роль бесталанного еврея помогла многим ярким молодым евреям пробиться через Нижний Ист-Сайд, выбраться из него и попасть на театральную сцену.

9. КРУПНЫЕ ИГРОКИ

Одним из даров Сэма Голдвина как режиссера был его гений в создании рекламы. Хотя он лично контролировал каждую деталь создаваемых им фильмов — от сценария и монтажа до причесок и макияжа актрис, — больше всего он любил, чтобы его имя, имя его студии, имена его звезд и названия его картин попадали в газеты. Одним из самых громких светских событий эпохи сухого закона стала свадьба в 1927 г. одной из звезд Голдвина, Вильмы Бэнки, и Рода Ла Рока, актера, работавшего по контракту с Сесилом Б. Демиллем. Свадьба была почти полностью срежиссирована и полностью оплачена Голдвином. Он обнаружил мисс Бэнки во время поездки в Будапешт, и после того, как она похудела на двадцать килограммов и нарастила зубы, Голдвин привез ее в Голливуд, чтобы сделать из нее звезду. (В те времена немого кино не имело значения, что она ни слова не говорила по-английски). В процессе работы Голдвин создал миф о том, что она была «венгерской графиней», хотя на самом деле он встретил ее, выходя из трамвая.

Для фальшивой графини было организовано множество предсвадебных приемов, все из которых оплачивал Голдвин. Для проведения обрядов он нанял пастора и выбрал церковь Доброго Пастыря, самую модную католическую церковь в Лос-Анджелесе. Он оплатил услуги хора из пятидесяти голосов, выбрал и оплатил свадебное платье невесты, а также предложил ей фату, позаимствованную из гардероба его студии (мисс Бэнки носила ее в фильме «Темный ангел»). Подружек невесты Голдвин подбирал с учетом их информативности: Милдред Ллойд, Норма и Констанс Талмадж, Норма Ширер, Мэрион Дэвис и Долорес Дель Рио. Луэлла Парсонс, самая влиятельная представительница прессы Голливуда, была почетной матроной. Том Микс прибыл на свадьбу в фиолетовом ковбойском костюме и фиолетовой десятигаллонной шляпе, на фиолетовой карете и четверке с лакеями в фиолетовых ливреях, и едва не украсил собой шоу. Когда все расселись в церкви и зазвучал Свадебный марш, невесты все не было. Она появилась с пятнадцатиминутным опозданием, как и велел Голдвин для большего драматизма.

После церемонии Голдвин устроил грандиозный свадебный завтрак и прием, на протяжении которого нервно спрашивал всех присутствующих: «Воскресенье — законный день? Является ли воскресенье законным днем?» Никто не понимал, о чем идет речь, но у Голдвина была причина для беспокойства, хотя она не имела никакого отношения к законности брака мисс Бэнки с Ла Роком. Похоже, что Ла Рок был вовлечен в неприятную тяжбу по поводу своего контракта с Демиллем, хотя Голдвин выбрал Демилля шафером Ла Рока. Голдвину пришло в голову, что эта несколько необычная договоренность может быть расценена юристами как своего рода сговор между двумя сторонами судебного процесса. Но беспокоиться не стоило, поскольку, как выяснилось, воскресенье — не юридический день.

На приеме было выпито много шампанского, и только когда гости почувствовали, что пора переходить к еде — на длинном столе были разложены огромные окорока, индейки, говяжьи ребра, — они обнаружили, что все яства — это гипсовые имитации, позаимствованные из реквизиторского отдела кинокомпании Goldwyn. Ни одно блюдо не было съедобным. Когда жениху и невесте пришло время уезжать, и новоиспеченная миссис Ла Рок бросила свой свадебный букет, его, по предварительной договоренности, поймала Норма Ширер. Это было связано с тем, что в конце того же года она должна была выйти замуж за Ирвинга Тальберга, главу кинокомпании Metro-Goldwyn-Mayer.

В первые годы своего существования компания Голдвина процветала за счет ряда ныне почти забытых хитовых фильмов. Голдвин нанял красивую оперную звезду Джеральдину Фаррар для участия в фильме «Поворот колеса», и она сняла для него ряд легких романсов. Из Оклахомы Голдвин привез кривоносого комика по имени Уилл Роджерс и представил его в фильме «Смеющийся Билл Хайд». Когда хорошенькая дочь конгрессмена из Алабамы победила на конкурсе красоты, Голдвин заключил с ней контракт и снял ее в фильме «Тридцать в неделю». Ее необычное имя было Таллула Бэнкхед. В качестве сценаристов Голдвин нанимал таких известных в то время людей, как Мэри Робертс Ринехарт, Рекс Бич, Гертруда Атертон и Руперт Хьюз.

Вначале финансирование его фильмов было проблемой, как и для других еврейских продюсеров, и каждый новый фильм оплачивался из доходов предыдущего, что означало, что каждый фильм был очередным броском костей. Крупные коммерческие банки на Востоке не проявляли особого интереса к зарождающемуся кинобизнесу. Он считался слишком рискованным, к тому же здесь присутствовал элемент снобизма и антисемитизма. Почти все восточные банки контролировались состоятельными протестантами, связанными в братство старыми узами с колледжами «Лиги плюща». По негласному джентльменскому соглашению они воздерживались от участия в еврейских предприятиях. Однако в Калифорнии Сэм Голдвин нашел исключение в лице итальянского банкира-католика по имени Амадео Питер Джаннини. В 1904 г. г-н Джаннини создал свой Банк Италии — впоследствии Банк Америки — с явной целью предоставления кредитов мелким фермерам и