бизнесменам, особенно итальянским иммигрантам, которые испытывали аналогичные трудности с получением кредитов в таких старых калифорнийских банках, как Crocker, Anglo и Wells Fargo. Джаннини пошел наперекор банковским традициям и ортодоксальной практике, активно привлекая клиентов, а не наоборот, и его банк стал популярным банком «маленького человека». В лице А. П. Джаннини Сэм Голдвин нашел сочувственный прием, и вскоре картины Голдвина стали выпускаться в финансовом партнерстве с банком Джаннини.

Однако вскоре после войны в киноиндустрии начался один из периодических спадов, и у компании Голдвина возникли серьезные проблемы. Он временно исчерпал возможности заимствования в Bank of Italy, и нужно было искать новый источник оборотных средств. Поэтому, когда друзья Голдвина — владельцы бродвейских театров Ли и Джей Шуберты — рассказали ему о человеке, который, по словам Шубертов, обладает сверхъестественным умением делать деньги, Сэм сразу же заинтересовался и попросил привезти этого человека. Предполагаемого финансового гения звали Фрэнк Джозеф Годсол, и, познакомившись с ним, Голдвин сразу же привлек Годсола в качестве партнера. Нехарактерно, но — настолько острой была его потребность в готовых деньгах — Голдвин не предпринял никаких попыток выяснить биографию господина Годсола. В свете того, что должно было произойти, нельзя не задаться вопросом, не был ли Сэм втянут в схему братьев Шуберт, чтобы разорить его, хотя он и считал братьев своими друзьями. Шуберты, конечно, не были его конкурентами, но в то же время популярность кинофильмов сказывалась на кассовых сборах легальных бродвейских театров, на которые Шуберты практически имели монополию. Какой интерес мог быть у Шубертов в помощи испытывающему финансовые трудности кинопродюсеру? И если Фрэнк Джозеф Годсол был таким финансовым волшебником, то почему пронырливые Шуберты не прибрали его к рукам для своей собственной организации? Помимо туманного утверждения о том, что Годсол обладает талантом заставлять деньги расти на деревьях, Шуберты, похоже, не изучили и анкетные данные Годсола.

Джо Годсол был высоким, темноволосым, привлекательным и атлетически сложенным. Он обладал куртуазной континентальной манерой поведения и стилем речи, приобретенными, по его словам, в результате купания в благоухающих водах высшего света Европы. Он вскользь называл имена герцогов и графинь, с которыми был знаком. Иными словами, он выглядел именно таким грандом, каким стремился стать сам Голдвин. На самом деле он казался слишком хорошим, чтобы это так и было, но Голливуд и Голдвин быстро прижали Джо Годсола к своей груди.

На самом деле, если бы Голдвин навел справки о прошлом господина Годсола, то обнаружил бы несколько иную историю. Годсол вовсе не был европейцем, а родился в Кливленде, штат Огайо, в семье портного. Он попал в Европу, где сделал карьеру элегантного мошенника и афериста. Первое серьезное столкновение с законом произошло в 1905 г., когда он предстал перед парижским коммерческим трибуналом за продажу дешевой имитации жемчуга под видом настоящего. Тогда пресса назвала Годсола «самой колоссальной подделкой в истории ювелирного дела». С тех пор он то попадал в неприятности, то оказывался в тюрьме. Во время войны, будучи офицером французской армии, он был арестован за хищение средств французского правительства путем внесения изменений в ведомости на выплату жалования военнослужащим. Он был демобилизован и получил приказ покинуть Францию. Тем не менее, вскоре после войны Джо Годсол оказался вице-президентом кинокомпании Goldwyn Pictures Corporation.

Неудивительно, что деньги, которые Годсол обещал принести в компанию, появились не сразу. Однако у Годсола были связи еще со времен его яркой международной карьеры, которые не ведали о его сомнительном прошлом, и среди них были члены богатого уилмингтонского клана Дюпонов. С помощью Годсола Сэм Голдвин был представлен двум из многочисленных двоюродных братьев Дюпонов — Генри Ф. и Юджину Э. Дюпонам. Вместе Голдвин и Годсол смогли убедить Дюпонов, что кино делает богатыми всех, кто с ним связан, что вложение денег в кинокомпанию означает возможность общения с прекрасными актрисами, знаменитыми писателями и художниками, что кинопроизводство более гламурно, чем производство боеприпасов. В результате в компанию Goldwyn было влито три миллиона долларов из средств Дюпонов. Благодаря своим инвестициям оба Дюпона, а также г-н Э. В. Р. Тайер из Национального банка Чейза, вошли в совет директоров компании Сэма Голдвина. Вскоре к ним присоединился еще один представитель семьи Делавэр — Т. Колман Дюпон. Казалось, что все хорошо. Более того, казалось, что киноиндустрия наконец-то поднимается в мировом масштабе. Теперь она уже не ассоциировалась с иммигрантами-меховщиками и продавцами перчаток, а получила признание восточного делового истеблишмента.

Однако уже через несколько месяцев на горизонте вновь замаячила катастрофа. Сама индустрия оставалась в депрессии, а картины Голдвина особенно плохо шли в прокате. Дюпоны теперь ощущали на себе менее гламурную сторону кинобизнеса и нервно размышляли о том, что же стало с их трехмиллионными инвестициями, возврата которых, похоже, не предвиделось. В Нью-Йорке и Уилмингтоне были созваны собрания, на которых звучали требования о финансовой реорганизации и капитальном ремонте компании. Сэм Голдвин упорно сопротивлялся этому, и когда Дюпоны продолжили оказывать давление, Сэм представил совету директоров еще одно свое гневное заявление об отставке. Оно было принято.

Некоторое время президентом Goldwyn Pictures был Колман Дюпон, не имевший никакого опыта работы в кино, но когда дела без основателя компании не заладились, а даже ухудшились, раскаявшийся совет директоров со шляпой в руках обратился к Сэму Голдвину с просьбой вернуться. Тот милостиво принял приглашение. Прошло еще восемнадцать месяцев, но улучшений не последовало.

По мнению Голдвина, проблема заключалась в том, что во время его кратковременного отсутствия в компании Джо Годсол работал над укреплением своих позиций в компании Дюпонов. Возможно, в союзе с одним из крупнейших частных состояний в Америке Годсол видел для себя более надежное будущее, чем в качающейся судьбе молодой калифорнийской кинокомпании. Как бы то ни было, в череде еще более бурных ссор внутри совета директоров Годсол все чаще вставал на сторону Дюпонов против Голдвина. Очевидно, что очередная сцена отставки Голдвина, которой Голдвин, похоже, наслаждался все больше и больше, когда появлялся новый шанс для отставки, назревала, и в марте 1922 г. она произошла. Голдвин встал перед советом директоров и объявил, что уходит: «И на этот раз навсегда!». И добавил для убедительности: «И не пытайтесь вернуться ко мне на локтях».

Вместе с ним он забрал свой пакет акций Goldwyn Pictures, и это означало, что распри между Сэмом Голдвином и Goldwyn Pictures были далеки от завершения. Хотя Сэм и владел акциями, название компании ему больше не принадлежало. Будучи независимым продюсером, Сэм Голдвин не видел причин, по которым он не мог бы представлять