он наделял своих выпускников почти мистической верой в то, что они принадлежат к привилегированной и особой категории избранных. Не школа и не ее преподавательский состав вдохновляли своих еврейских студентов. Вдохновляли сами студенты.

В 1880-1890-х годах к немногочисленным немецко-еврейским студентам, обучавшимся в Сити-колледже, присоединилась лишь небольшая горстка русско-еврейских юношей. Но с наступлением нового века слух о возможностях Городского колледжа начал распространяться. К 1903 году более семидесяти пяти процентов студентов Сити-колледжа составляли евреи, большинство из которых были сыновьями русских иммигрантов, а в выпускном классе 1910 года из 112 выпускников по меньшей мере 90 были евреями. Наконец, после Первой мировой войны, когда еврейские солдаты, повидавшие мир, вернулись домой, решив добиться большего в своей жизни, чем их родители, а также благодаря кредитам на обучение, Сити-колледж стал практически полностью еврейским учебным заведением. К тому времени, конечно, ограничительные положения, запрещающие евреям вступать в братства, потеряли смысл.

Кроме того, к тому времени значительно повысились академические стандарты Сити-колледжа и качество образования. Возможно, это был не совсем Гарвард или Колумбия, но близко к тому. И все это, вероятно, благодаря не столько усилиям администрации или преподавателей, сколько рвению и энтузиазму самих студентов, их стремлению влиться в американский мейнстрим.

8. МЕНЕСТРЕЛИ И ИХ МУЗЫКА

В 1919 году Ирвинг Берлин принял решение, которое сделало его миллионером, хотя в тридцать один год он уже был вполне благополучным молодым человеком. Он вышел за дверь работавшего на него музыкального издательства, для которого он с бешеной скоростью сочинял популярные песни и получал небольшие гонорары от продаж нотных изданий, и больше никогда туда не возвращался. Вместо этого он намеревался создать собственную музыкально-издательскую фирму «Irving Berlin, Inc.» для продажи своих песен.

История песенного творчества полна горьких историй о композиторах, написавших чрезвычайно популярные песни, даже ставшие классикой, но продавших права на них за гроши, умерших в нищете и похороненных на поле горшечника. Например, Джону Филипу Соузе за «Звезды и полосы навеки» якобы заплатили всего девяносто долларов. За «When You Were Sweet Sixteen» Джимми Торнтону заплатили тридцать пять долларов. А такие старые любимые песни, как «The Stories That Mother Told Me», появились в те времена, когда Гарри фон Тильцер и Энди Стерлинг продавали свои песни на Юнион-сквер по цене от двух до пяти долларов за штуку.

Но в музыкальном мире есть и более вдохновляющие истории, например, история миссис Кэрри Джейкобс Бонд, отважной чикагской домохозяйки, чей муж внезапно умер, оставив ее вдовой с маленьким сыном на руках. Сын устроился на работу по продаже газет, и миссис Бонд, всегда считавшая себя музыкальной натурой, решила попробовать себя в написании песен. Она писала песню за песней, отправляла свои композиции в издательство за издательством, но все они были единодушно отвергнуты. В конце концов, она решила издать их сама и, взяв двести долларов у друга и триста долларов из собственных сбережений, принялась за дело, сидя за кухонным столом. Так случилось, что одной из песен, над которой она работала в то время, была тоскливая, сентиментальная баллада «Конец идеального дня». При попытке выпустить песню на рынок у нее не хватило денег, чтобы заплатить печатнику, но она смогла занять еще пятнадцать сотен долларов у своего врача, который жил на соседней улице, пообещав ему выплатить часть прибыли, если таковая будет получена. Песня «The End of a Perfect Day» стала одной из самых продаваемых песен всех времен, и за первые пятнадцать лет было продано беспрецедентное количество экземпляров — пять миллионов, и к тому времени только ее врач заработал более ста тысяч долларов на своих инвестициях. Песню пели на свадьбах и на похоронах, в церковных хорах и на концертных площадках, ее переводили и записывали на всех языках, включая урду. Она до сих пор хорошо продается и ежегодно приносит неплохую сумму в наследство ее автору. Именно по пути Кэрри Джейкобс Бонд решил пойти Ирвинг Берлин.

Он родился в 1888 году в русской деревне Темум[20], которой больше нет, младшим из восьми детей. Поскольку ему было всего четыре года, когда его семья эмигрировала в Америку, у него не осталось никаких четких воспоминаний о старой стране, кроме одного: как он лежал на одеяле у дороги и смотрел, как его дом вместе с остальным городом сгорает дотла. О последовавшем затем отъезде семьи в Америку он вообще ничего не помнит.

Возможно, потому, что он был самым младшим в такой большой семье, он был довольно одиноким и замкнутым ребенком. По-видимому, он был не самым нянькой в семье, а тем, кого больше всего обделяла вниманием его занятая мать. В школе он учился неаккуратно, и даже городской колледж не привлекал его. Однако он научился плавать традиционным способом — его бросили в Ист-Ривер несколько ирландских юношей постарше — и стал настолько искусен в этом деле, что довел до совершенства один маленький трюк. В импровизированных бассейнах, созданных на заброшенных причалах Ист-Сайда, детям разрешалось плавать группами по пятьдесят человек в течение пятнадцати минут. Затем спасатель давал свисток, после чего все пловцы должны были выходить из бассейна, чтобы освободить место для следующей группы. Однако Исидор Бейлин разработал тактику, согласно которой при звуке свистка он погружался под воду и оставался под ней до тех пор, пока в бассейн не заходила следующая группа — это занимало три-четыре минуты. Затем он всплывал и продолжал плавание, оставаясь незамеченным. Он стал настолько хорошим пловцом, что однажды проплыл до Бруклина и обратно. Единственным его талантом в детстве было пение: он обладал приятным голосом сопрано и любил петь. Его кумиром стал Джордж М. Кохан, которого каждый еврейский мальчик той эпохи просто принимал за еврейского композитора и исполнителя.

В возрасте четырнадцати лет Иззи Бейлин без особых причин сбежал из дома. По всей видимости, его не очень-то и хватились, потому что убежал он не очень далеко — всего на несколько кварталов, на Бауэри. В те времена Бауэри не обладал той аурой трущоб, которая присуща ему сегодня. На самом деле, он был почти гламурным. Это был Бродвей Нижнего Ист-Сайда, заполненный барами, ресторанами и ночными клубами, где предлагались развлечения в стиле водевиля. Это была эпоха, когда «трущобы» были популярным развлечением для верхнего города, когда дебютантки и их сопровождающие одевались в самую потрепанную одежду и спускались на Бауэри, чтобы узнать, как живет другая половина, и получить удовольствие от общения с игроками, гангстерами и прочими обитателями Ист-Сайда. За счет трущоб