– Тебе правда сейчас это важно?

– Ага.

– От одного знакомого.

– А у него? Откуда у него доступ, а?

– Скажем, он работает в нужном месте.

Еще одна общая фраза. Еще одна ложь.

– Янек, ты понимаешь, на что это тянет?

– На что?

– На преступление. И причем серьезное. – Юлита почувствовала, как ее сонливость улетучивается. Ее охватило напряжение. Да, то, что она учинила пару дней назад в офисе юрфирмы, тоже было не совсем законно. Но здесь другой масштаб. Взломать базу данных полиции… Она понятия не имела, какой за это полагается срок, но подозревала, что не хилый. И не условный.

Янек засунул руки в карманы, подошел к висящему слева от входа плакату с варшавской русалкой[56]. Кто-то пририсовал ей фломастером колечки в сосках и солнечные очки. Он незаметно улыбнулся и повернулся к Юлите.

– Я думал, тебе это важно, – произнес он.

– Важно, – кивнула она. – Но я не хочу еще больше проблем.

– Либо то, либо другое.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что пришло время решаться.

Юлита помолчала, уставившись в лежащий на столе диск. Он блестел в свете потолочной лампочки, переливался, словно бензиновые разводы в луже. Манил.

– Как можно провернуть такое? Перехватить контроль над чужим автомобилем? – спросила она, поднимая взгляд.

– Я не знаю.

– Ты не знаешь?

– Я не слышал, чтобы такое кому-то удавалось, в любом случае не до такой степени. – Янек остановился у окна, выглянул на улицу. – То, что ты видела в материалах для журнала WIRED, по сравнению с этим пустяк, глупая шутка.

Тран замолчал, стало тихо. Испанцы угомонились, наверное, уже спали.

– И что дальше? – спросила Юлита.

– Мне кажется, чтобы провернуть такое, нужно иметь физический доступ к автомобилю. Залезть в него, что-то сделать с бортовым компьютером.

– Это можно проверить?

– Можно. По крайней мере мне так кажется.

– И?

Янек отвернулся от окна. “Он вроде побледнел, – подумала Юлита. – А может, так кажется в свете уличного фонаря”.

– Я жду твоего решения. – Он показал на лежащий на столе диск. – Ты в деле или нет?

– В каком деле, Янек? – Она бахнула рукой по столу, ее охватил испуг и раздражение. – О чем, черт подери, речь?

– Тихо, людей разбудишь.

– О чем речь?

– О том, насколько ты готова рискнуть, Юлита… – Он понизил голос. – Этот твой дружок, этот твой Подонок… Он крут. Нереально крут. И это не шутки. Если ты хочешь до него добраться, тебе придется играть по-крупному. И самой нарушать закон, если другого выхода нет.

Где-то вдалеке заскрежетал металл. На площади появились первые трамваи, начинался новый день. Пять сорок пять. Пятнадцать минут до конца смены.

Юлита убрала диск в сумку.

– Доволен?

– Доволен.

– И что теперь?

– Пойду возьму кофе, – сказал он, надевая шапку. – И поедем.

– Куда?

– Проверить, прав ли я.

– Слушай, я… Я всю ночь не спала…

– Поэтому я и иду купить кофе. – Янек закатил глаза. – Черный или с молоком?

Прокурор Цезарий Бобжицкий остановился перед пешеходным переходом, пропуская мать с ребенком. Женщина взглянула на него как на психа. Засомневалась – а вдруг это какая-то безумная шутка? вдруг, как только она ступит на переход, он нажмет на газ? – потянула сына за руку и вышла на проезжую часть. Ей было лет тридцать, старый пуховик, леггинсы, стоптанные кроссовки, отросшие корни на осветленных волосах. Она возвращалась из магазина. В пакете гремели бутылки.

Бобжицкий поехал дальше. Медленно, все-таки это жилой район. Маленький унылый городок на трассе DK 60: обшарпанные двухэтажные панельные домишки, точно маленькие двоюродные братья варшавских муравейников, железная автобусная остановка, разрисованная неумелыми граффити, крытые шифером дома, выплевывающие в небо черный дым, мчащиеся с грохотом фуры.

За магазином Цезарий свернул вправо. Исчезли дома, начался лес – сосны как спички, густые кусты, среди которых белеют пакеты с мусором. Через два километра он выехал на перекресток. Пусто, если не считать дорожного указателя, торчащего посреди высокой травы. Региональный центр судебной психиатрии. “И не только”, – подумал прокурор.

Бобжицкий включил поворотник, хотя ни за, не перед ним никто не ехал. Свернул на ухабистую дорогу: латаный асфальт, засыпанные гравием дыры. За деревьями уже виднелись стены с колючей проволокой. Бобжицкий выключил радио, он все равно его не слушал. Тишина, словно лес был мертвый.

Он подъехал к воротам, показал удостоверение на проходной, расписался в журнале посещений. К обложке была приклеена бумажка с надписью: “Государственный центр предотвращения диссоциального поведения”. Тюрьма не тюрьма, вроде все по закону, а вроде и не совсем. Место, куда попадают те, кто теоретически уже освободился, но выйти не может. Закон называл их “лицами с психическими отклонениями, создающими угрозу для жизни, здоровья или сексуальной свободы других лиц”. Обычно их называли просто: маньяки.

Охранник открыл зарешеченную дверь. Бобжицкий сделал глубокий вдох и вошел внутрь.

Янек свернул на Спацеровую, нажал на газ. Старенький “форд мондео” зарычал, обгоняя фургончик, после чего вернулся в правый ряд. Женщина, которая шла по тротуару с седеющей овчаркой на поводке, в испуге отпрянула. Юлита взглянула на спидометр. Сто десять.

– Ты в курсе, что здесь камера? – спросила она.

– Муляж. – Янек даже не повернул головы.

Было уже почти семь, небо прояснялось, на улицах появлялись пробки. Перед светофором на перекрестке Бельведерской и Гагарина выстроилась целая очередь из машин, поэтому Янек переключил передачу и резко затормозил, так что из одноразового стаканчика в руке Юлиты чуть не вылился кофе. Через мгновение за ними остановился фургончик, тот самый, который они только что обогнали. Юлиту так и тянуло спросить Янека, на хрена он так гонит, но она сдержалась. Такой тип водителей был ей знаком.

Янек включил поворотник, свернул на Бельведерскую. Они проехали автобусную остановку: сутулые сонные люди вглядывались в свои телефоны, бездомный ковырялся в урне. На перекрестке с Дольной Янек повернул, развернулся и остановился примерно в трехстах метрах дальше, перед жилым домом в стиле псевдомодерн с видом на Лазенки: закругленные окна, кованые балконные решетки, застекленный атриум, горшки с туями вдоль выложенной гранитной плиткой подъездной дороги.

– Что это за место? – спросила Юлита, задрав голову.

– Здесь жил Бучек. – Янек отстегнул ремень. – Седьмой этаж, квартира двенадцать.

Юлита в изумлении уставилась на него. Она столько времени потратила на поиски адреса актера, но все впустую. Даже знакомые папарацци ничем не могли помочь. Они только знали, что Бучек какое-то время назад переехал из Верхнего Мокотова, где прожил больше десяти лет, но куда – понятия не имели. В последние годы он с маниакальной тщательностью оберегал свою личную жизнь.

– А ты откуда знаешь?

– Бучек сидел на диете. Ну знаешь, когда готовую еду в коробках привозят. Тысяча пятьсот калорий в день.