Ее собеседник завороженно сглотнул. Точно, Рыжик не похожа на тех девушек, с которыми он встречался раньше.

— Ты часто проводишь время вне дома? — поинтересовался он несмело после довольно долгой паузы, которой, по его мнению, следовало отдать дань погибшему маркизу.

— У меня очень строгая мама. Она разрешает мне всего два свидания в неделю, по пятницам и субботам. В воскресенье я должна рано ложиться спать из-за школы.

Мелвин немедленно взглянул на часы, так как ему напомнили о времени.

— Идем, я провожу тебя домой, Рыжик. Твоя мама сказала, что мы должны быть дома к половине двенадцатого. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

У парадного Мелвин Алленберг взглянул на странно молчаливую Тедди снизу вверх.

— Ты уже видела «Джейн Эйр»? — поинтересовался он.

Пусть он смешной коротышка, но Мелвин верил, что всегда надо просить то, чего тебе хочется, какой бы странной ни казалась просьба.

— Нет, — ответила Тедди, уже трижды посмотревшая картину.

— Хочешь сходить в следующую субботу? Если ты, разумеется, свободна.

— Гм-м… Может быть, сходим в пятницу? К сожалению, суббота у меня уже занята.

— Договорились, — просиял Мелвин. Как всегда его примитивный подход к решению проблемы, неведомый большинству восемнадцатилетних юношей, имел успех.

— Спасибо за приятный вечер, — поблагодарила его Тедди, которую перед свиданием ревностно натаскивали три ее подружки.

Мелвин улыбнулся, светская фраза Тедди вселила в него уверенность.

— Надеюсь, что ты так же хорошо провела время, как провел его я. Послушай, я сразу могу сказать, что ты не из тех девушек, кто позволил бы парню поцеловать себя на первом же свидании, но, может быть, ты сделаешь исключение?

Тедди не колебалась ни минуты. Она сняла с него очки и в порыве благодарности так крепко обняла его, что он уткнулся носом в ее ключицы. Мелвин высвободился и укоризненно покачал головой.

— Не так, Рыжик. Нагнись ко мне и стой спокойно. — Он коснулся ее губ целомудренным поцелуем. — Вот так! А теперь пообещай мне, что больше никому этого не разрешишь.

— Обещаю, — прошептала Тедди. Мужские губы оказались совсем непохожими на женские. Кто бы мог подумать? С первой в жизни игривой, флиртующей улыбкой она нагнулась снова, легко поцеловала Мелвина и снова водрузила ему на нос очки. — Только не говори никому, — пробормотала она. — А то ты разрушишь мою репутацию.

— Что ты ему сказала?! — Банни Эббот, соседка Тедди по комнате, не могла прийти в себя от изумления. Ей казалось, что она уже изучила все фантазии Тедди, сделавшейся знаменитостью среди четырехсот первокурсников мужского пола, поступивших в колледж Уэллесли вместе с ней осенью 1945 года.

— Я всего лишь прибавила себе росту, — спокойно повторила Тедди, вернувшаяся из телефонной будки, стоявшей в коридоре. — Таким образом, я избавляюсь от коротышек.

— Почему ты вообще продолжаешь эти свидания вслепую? — спросила Банни. — У тебя и так не осталось места в ежедневнике, все расписано по часам.

— Это меня забавляет… Возникает такое чувство, словно открываешь подарок на Рождество. — Голос Тедди звучал намеренно равнодушно, потому что она понимала, что не может объяснить то ощущение острого счастья, которое она испытывает здесь, в колледже. В первый же день своего появления в Уэллесли Тедди как будто заново родилась. Ее охватило пьянящее чувство радости. Каждую ночь она долго лежала без сна, пытаясь разобрать по косточкам и разложить по полочкам причины охватившего ее безграничного блаженства.

Тедди стала невероятно популярной. Каждый день ближе к вечеру телефон в спальном корпусе принимался трезвонить, не переставая. Девушка, отвечавшая на звонки, кричала «Люнель» с ироничной покорностью, но без всякого осуждения. В колледже Тедди поняла, что можно жить, будучи не похожей ни на кого.

На ее курсе были девушки, просиживавшие за книгами полночи. С ней учились и те, кто мечтал стать старостой, кто не интересовался ничем другим, кроме искусства, музыки или философии, и даже те, кто после занятий усаживался играть в бридж и при этом вязал носки со сложным узором. Если Тедди Люнель больше всего интересовалась мальчиками, то до этого никому не было никакого дела, пока она успешно училась. Она оказалась достаточно смышленой, раз ее приняли в Уэллесли вместе с остальными, так что прежде всего для девушек она оставалась их соученицей, с которой они провели в колледже уже четыре года.

В кампусе колледжа Уэллесли разразилась эпидемия свиданий, которая началась сразу после того, как только что поступившим девушкам раздали маленькие красные книжечки с фотографиями первокурсниц и их краткими биографиями. Предполагалось, что так им будет легче познакомиться между собой, но не прошло и суток, как копии разлетелись по всем мужским общежитиям колледжей Новой Англии, где среди вновь поступивших оказалось много ветеранов Второй мировой войны.

В течение второй недели обучения Тедди получила приглашения на все футбольные матчи вплоть до Рождества. Девять человек пригласили ее на зимний карнавал в Дартмуте, и ей оставалось только выбрать, с кем она туда отправится. И если бы не учеба, то она могла бы каждый вечер ужинать с разными мужчинами из расположенного по соседству Гарварда.

Когда Тедди в тот год приехала домой на рождественские каникулы, Маги поняла, что ее высокая дочка стала молодой женщиной, соблазняющей мужчин без всяких усилий с ее стороны. В холодильнике грудами лежали присланные орхидеи, которые Тедди могла при желании приколоть к корсажу платья. Каждое утро почтальон приносил любовные послания. Тедди отправлялась на свидание каждый вечер, а потом спала до полудня. Маги, наблюдая за дочерью, решила, что пусть лучше та флиртует и веселится, безжалостно издеваясь над поклонниками, чем станет одной их тех дурочек, которые доверяют мужчинам, потому что вообразили, что их и в самом деле любят.

Первые годы учебы в колледже Тедди провальсировала, окруженная любовью, и эти годы остались у нее в памяти, как первый поцелуй, который невозможно забыть и невозможно повторить. Один роман сменялся другим, и ее уверенность в собственных силах росла. Тедди научилась держать себя в руках и носить маску вечного счастья, как будто ничто на земле не могло ее расстроить или взволновать. Теперь она входила в каждую комнату с таким видом, словно не сомневалась, что ей рады. Любые перемены она принимала, будто их придумали исключительно с намерением доставить ей удовольствие. В ее мире не осталось места для разочарований и несбывшихся ожиданий.

«Я не верю, что это происходит со мной», — говорила про себя Тедди снова и снова, но она ни разу не произнесла этого вслух, потому что ее не покидал страх вновь оказаться аутсайдером так же неожиданно, как она взлетела на пике популярности.

Каким-то образом окружающему миру не удавалось проникнуть в ее подсознание, формируя жизненный опыт, на который она могла бы опереться. Ей было только шесть лет, а она уже научилась превращать повседневность в нечто более привлекательное, когда рассказывала Маги о проведенном в школе дне. Теперь каждый день был окрашен в самые радужные тона, и все-таки этого Тедди казалось мало. Внешний успех почему-то не мог преобразоваться во внутреннее удовлетворение, которое подарило бы ей покой. Мало-помалу фантазия, заставившая ее выдумать историю об отце, погибшем в Испании, и облагородить происхождение матери в разговоре с Мелвином Алленбергом, стала вторым «я» Тедди Люнель и расцвела пышным цветом.