Эта сумма до сих пор удивляла Маги, хотя она изо всех сил старалась увеличить ее. Когда она впервые оказалась на Монпарнасе, натурщицы обычно получали не больше шестидесяти центов за три часа работы. Разумеется, когда трудоустройством Маги занялась Пола, ее гонорар сразу вырос до сорока центов за час. Но эти часы она проводила, стоя обнаженной в ледяной студии в разгар парижской зимы. Маги как-то удавалось жить на эти деньги и даже оплачивать комнату, покупать себе одежду, каждый день украшать свой наряд свежей красной гвоздикой и даже содержать Жюльена Мистраля в течение одной незабываемой прекрасной весны. Маги задумалась и на мгновение представила себя на месте той юной девочки. Что она тогда чувствовала? Но Маги хорошо помнила только канву событий, а все остальное исчезло из ее памяти.

Она пожала плечами. Наверное, еще и сейчас кто-то позирует художникам за гроши, но, если ее девочки снимались для рекламы нижнего белья, они получали по двойному тарифу, правда, расплачивались при этом потерей статуса. Ее самые известные модели вообще отказывались сниматься в ночных рубашках и пеньюарах. Что ж, в любом случае никто не прикажет Тедди снять трусы, и от этого у Маги стало легче на душе.

Маги долго обдумывала, какой фотограф должен сделать первые фотопробы Тедди. Эти снимки имели очень большое значение. Если они ее разочаруют, то все надежды на будущее дочери в качестве модели рухнут. Если фотографии окажутся удачными, то они составят первый фотоальбом Тедди, который станет ее визитной карточкой, паспортом и временным удостоверением личности. Потом, после долгих месяцев тяжелой работы, будет составлен портфолио из самых удачных ее фотографий, который она станет всюду носить с собой и показывать издателям, сотрудникам рекламных агентств и фотографам.

И вдруг Маги, давно закрывшая свое сердце перед натиском амбиций, надежд и мечтаний тысяч девушек, которые обращались к ней каждый год, отчаянно захотелось удачи для своей дочери. Когда-то с таким же желанием она пыталась открыть свое дело. Маги представила, как рассматривает фотоальбом Тедди и сравнивает ее… ну, скажем, с топ-моделью Санни Харнетт. Санни Харнетт стала воплощением белокурого шика, она выглядела так, словно бежала за теннисным мячиком под мягкими лучами солнца, даже когда она сидела на месте. Будет ли в снимках Тедди такая же энергия? Маги со всем ее опытом поняла, что ничем не может помочь Тедди. Разве только с макияжем? Легкая косметика подходила для ученицы колледжа, но для фотографий совершенно не годилась.

Маги перебирала в уме имена самых знаменитых фотографов и поняла, что ей придется обратиться к Фальку, одному из трех великих мастеров камеры. Он был сейчас более или менее свободен.

«Это все равно, что отправиться на гильотину, — думала Тедди, — или готовиться с вышки прыгнуть в кольцо пламени над водой бассейна». Она стояла перед входом в переделанную из каретного сарая студию Фалька между Легсингтон-авеню и Третьей авеню. Была пятница, пять часов, по улицам торопливо шли люди, спеша домой в предвкушении уик-энда.

Отличная погода для футбольного матча, сказала себе Тедди, дрожа на холодном ветру. Ей следовало бы находиться за сотни миль отсюда и готовиться к предстоящему свиданию. Она перебирала в памяти имена знакомых студентов из Гарварда. Как ей хотелось оказаться сейчас рядом с ними! А вместо этого ее причесали, накрасили, одели в новый наряд и отправили сюда. Тедди понимала, что выглядит великолепно, но от этого почему-то не становилось легче.

Фальк согласился сделать фотопробы для новой девушки из агентства «Люнель» при условии, что она придет в пятницу. Если бы Дора Мэзлин, главный букер Маги, не упросила секретаршу Фалька сделать ей личное одолжение, Фальк вообще не стал бы этим заниматься. Но секретарша была обязана Доре. Та не раз выручала ее в сложных ситуациях. Каждому фотографу иногда требуется топ-модель в последнюю минуту, и именно Дора могла ее прислать.

На звонок Тедди дверь открыла жизнерадостная молодая женщина маленького роста.

— Это вы новая девушка из агентства «Люнель»? Заходите.

Тедди вошла в приемную и огляделась. Комната выглядела достаточно уютно, но обычно, если не считать развешанных по стенам фотографий.

— Можно мне посмотреть? — обратилась она к секретарше, потому что нервничала и никак не могла усидеть на месте.

— Конечно, пожалуйста.

Тедди медленно переходила от одного фотопортрета к другому, а внутреннее напряжение росло с каждой секундой. Она никогда не обращала на подобные снимки особого внимания, но эти казались отражением сна, представляя мир, в чем-то похожий на мир реальный, но чудесным образом возвышенный, более значимый, наполненный магической силой. Маги узнавала лица девушек из агентства «Люнель». Ни одна из них не выглядела в жизни настолько интересной. Камере удалось каким-то образом обнажить их личность. За красивыми чертами проступало нечто таившееся в душе каждой модели. Это были не просто фотографии моделей, а фотопортреты женщин, и автору словно удалось подслушать их самые сокровенные мысли.

— Послушайте, — неожиданно обратилась к Тедди секретарша, — если я пробуду здесь подольше, то точно опоздаю на свидание. Звонить сегодня больше никто не должен, так что я ухожу. Вы не могли бы сказать боссу, что мы увидимся с ним в понедельник утром?

Девушка схватила пальто и сумочку и выскочила за дверь, махнув Тедди рукой на прощание.

Тедди присела на край кресла в пустой приемной. За следующие томительные двадцать минут не произошло ровным счетом ничего. В бывшем каретном сарае царила особая тишина, которая устанавливается в офисах только в конце пятницы, когда вся работа на неделю закончена. Неужели ей неправильно назначили время? Неужели она осталась здесь одна? Тедди не находила себе места.

Наконец она не выдержала, поднялась с кресла и, медленно переступая одеревеневшими ногами, вошла в студию и остановилась у самого порога. Она попыталась стянуть с рук плотно прилегающие перчатки, но те словно приклеились к пальцам. Сесть было негде, яркий свет ламп заливал все пространство. Тедди почувствовала, что обливается потом.

— Есть здесь кто-нибудь? — отважилась еле слышно крикнуть Тедди. Ответа не последовало. Неожиданно дверь темной комнаты распахнулась, в студию вошел мужчина с листком бумаги в руке и мельком взглянул на Тедди.

— Я сейчас вами займусь, — пробормотал он, потом вдруг уставился на нее во все глаза.

— Рыжик?

Тедди вздрогнула, прищурилась.

— Рыжик!

Выражение лица Тедди изменилось, предвещая бурю. Прикрывая глаза ладонью, она уверенно шагнула навстречу фотографу.

— Только один человек называл меня Рыжиком, и именно этот сукин сын несколько раз сводил меня в кино, научил целоваться по-французски, а затем бросил без всяких объяснений.

— Рыжик, я могу объяснить…

— Вот как? — Тедди, позабыв о страхе и волнении, схватила мужчину за рубашку. — Я выплакала из-за тебя все глаза, мерзавец! Я не находила себе места, считала себя уродиной, говорила матери, что мы с тобой поссорились, а твоей кузине сказала, что ты распустил руки… Так почему ты мне ни разу не позвонил, Мелвин Алленберг?