— Однако я вижу перед собой два периода ожидания: один — с настоящего момента и до того, когда я взойду на трон; второй — с момента восшествия и до того, когда ты доставишь мне веление звезд. Второй период меня не страшит, ибо, как ты сказал, я смогу посвятить его подготовке к действию, но вот первый, промежуточный… о князь, скажи о нем подробнее. Поведай, как умерить лихорадку, снедающую мой дух.

Лукавый еврей понял, что не ошибся в расчетах. Сердце его заколотилось. Он — хозяин положения! Вновь ему представилась возможность изменить судьбы мира. Довольно сказать одно слово — «сейчас», — и он сможет двинуть силы Востока, столь ему любезного, против Запада, столь ему ненавистного. Если Константинополь откажет ему в содействии, христианству придется уступить свой трон исламу. Все это мелькнуло молнией перед его мысленным взором, и тем не менее за всю эту беседу лицо его еще ни разу не выглядело столь безмятежным. «Промежуточный» этап был в его руках, а не Магомета, в его власти было сократить его или удлинить, использовать для подготовки. Он мог позволить себе безмятежность.

— Повелителю еще многое предстоит сделать, — произнес он.

— Когда, о князь? Сейчас?

— Ему надлежит думать и действовать так, будто Константинополь является его столицей, временно оказавшейся в чужих руках.

Слова эти явно привлекли внимание; трудно было сказать, какие именно чувства отразились на лице у Магомета. Пусть читатель вообразит себе слушателя, который только что воспринял нечто новое, бесконечно для него важное.

— Ему надлежит до тонкостей изучить этот город, — продолжал еврей, — его улицы и здания, чертоги и укрепления, сильные и слабые места; его жителей, торговлю, международные отношения; характер его правителя, ресурсы и политические предпочтения последнего; его повседневную жизнь; его клики и кланы, его религиозные партии, а главное — ему надлежит взращивать разногласия между латинянами и греками.

Вряд ли хоть что-то из предыдущего произвело на Магомета столь же сильное впечатление. Мало того что в нем угасли последние сомнения касательно мудрости говорившего, в нем одновременно вспыхнуло бесконечное им восхищение, а ведь даже самому неискушенному начинающему исследователю человеческой природы известно, что к тому, кто нас восхищает, мы почти неизменно испытываем доверие.

— О! — вскричал Магомет. — Сколько бы я совершил, сам находясь там!

— Воистину, повелитель, — подтвердил с улыбкой его коварный советчик. — Но как властителям удается оказываться во всех местах одновременно?

— У них есть посланники. Но я пока не властитель.

— Пока не властитель. — Говоривший подчеркнул первое слово. — Тем не менее официальный представитель — это одно, а тайный соглядатай — другое.

Голос Магомета понизился почти до шепота:

— И ты готов стать таким соглядатаем?

— Мое дело — смотреть по ночам на небесный свод, а вычисления займут все дневные часы. Надеюсь, что повелитель в мудрости своей не сочтет мой отказ за дерзость.

— Но кто же подходит на эту роль? Назови мне его имя, князь, и чтобы он был не хуже тебя.

— Есть даже лучше. Прими во внимание, повелитель, что задача эта долговременная и может растянуться на годы.

При этом напоминании лоб Магомета перерезали морщины.

— Человек, на которого она будет возложена, должен проникнуть в Константинополь и поселиться там так, чтобы на него не пало и тени подозрения. Он должен быть хитроумен, рассудителен, искушен в светских манерах и в воинском искусстве, высокороден и способен к проявлению отваги, ибо ему придется не только покрасоваться на Ипподроме, но и стать завсегдатаем во дворце. Помимо прочих свойств, он должен найти способ служить императору и в опочивальне, и в зале совета — словом, стать его правой рукой. Крайне важно, чтобы между ним и моим повелителем не было никаких тайн. Понятно ли я выражаюсь?

— Имя, князь, назови его имя!

— Повелитель его уже назвал.

— Я?

— Не далее как сегодня повелитель говорил о нем как об истинном сокровище.

— Мирза! — воскликнул Магомет, хлопнув в ладоши.

— Мирза, — подтвердил князь и без паузы продолжал: — Отправь его в Италию, а потом пусть явится в Константинополь, сойдет с галеры, облаченный в римские одежды и увенчанный подходящим итальянским титулом. Итальянский он уже знает, в вере тверд, воинской славой отмечен. Никакие дары деспота, никакие искусы света не смогут поколебать его верности — повелителя он боготворит.

— Мой слуга произвел на тебя столь сильное впечатление, князь?

Князь, приняв это утверждение за вопрос, ответил:

— Или не провел я с ним целую ночь в Эль-Зариба? Или не видел, какому испытанию подверглась его вера у священного камня? Или не слышал из уст самого повелителя, что, памятуя о своем наипервейшем долге, он проигнорировал мой запрет, касающийся звезд?

Магомет встал и вновь заходил по комнате.

— Есть в этом предложении уязвимое место, князь, — произнес он, внезапно остановившись. — Мирза давно стал частью меня: без него я чувствую себя другим человеком.

Еще один проход — и Магомет, похоже, смирился с неизбежным.

— Давай на сегодня закончим, — предложил он. — Вступать в игру необходимо, но прежде надлежит обсудить все ее условия. Останься со мной до завтра, князь.

Князь вспомнил про императора. Вполне вероятно, дома его ждало послание от этой венценосной особы, доставленное по ходу дня.

— Верно, совершенно верно, и такое приглашение для меня — великая честь, — отозвался он с поклоном. — Однако я не должен забывать о том, как быстро сплетни распространяются по Константинополю: уже завтра повсюду, от королевского двора до базара, разлетится весть о том, что княжна Ирина и индийский князь вынуждены были искать спасения от бури в Белом замке. И если станет известно, что Магомет, сын великого Мурада, в то же время находился в замке, можно сказать заранее: в городе возникнут самые нелепые подозрения. Нет, повелитель, полагаю, нам с княжной следует отбыть обратно, как только стихнут волны.

— Да будет так, — добродушно отозвался Магомет. — Мы с тобой поняли друг друга. Мое дело — ждать, твое — поддерживать со мной связь; что ж, до утра уже недалеко, спокойной ночи.

Он протянул еврею руку, тот встал на колени и поцеловал ее, а потом, задержав в своих, добавил:

— Если я правильно понимаю натуру повелителя, спать он нынче не будет; мысли — враги сна, а кроме того, предначертанная ему судьба явно его вдохновляет: его ждут многие свершения. Я, однако, хочу напоследок поднять еще одну тему, уточнив, что она настолько важнее всякой другой, насколько небеса выше земли.

— Встань, князь, — отозвался Магомет, поднимая его с колен. — Можешь отныне не прибегать к подобным церемониям, как при встрече, так и при расставании; ты — не чужой человек, ты — мой гость. С этого часа я числю тебя добрым другом, о котором все должны печься, даже я сам. Говори же об этом, как ты выразился, великом замысле. Мне крайне любопытно.