— Узнал ли я тебя, принц Магомет? — отвечал он тихим, однако внятным и проникновенным голосом — самым подходящим для раздувания уже пробужденного им конфликта, конфликта духа и духа. — Ты и сам не знаешь себя так, как знаю я.

Магомет невольно отшатнулся — он был поражен.

— Я не имею в виду сведений о твоем отце, о княжне-христианке — твоей матери, о твоей биографии послушного сына и храброго воина, о твоем образовании, необычайном для тех, кто рожден унаследовать высшую власть, — я не об этом, эти сведения у всех на устах, даже у нищих, что растравляют свои язвы у обочин дорог… Однажды ночью во дворце твоего отца поднялся переполох — близился час твоего рождения. В родильном покое стояли часы с золотым циферблатом, дар германского короля, а у дверей несли вахту евнухи. В тот самый миг, когда пробило полночь, из уст в уста к человеку, сидевшему на крыше, полетела весть: «Принц родился! Принц родился! Слава Аллаху!» Человек, сидевший на крыше, изучал бумагу со знаками зодиака, отображавшими гороскоп новорожденного. Заслышав крик, он поднялся и вгляделся в небесный свод, а потом вскричал: «Нет Бога, кроме Бога! Приветствую тебя, Марс, повелитель восходящих звезд, — тебя, Марс, и твоих спутников, Сатурна, Венеру и Юпитера, в счастливом соположении, при невидимости луны. Слава принцу!» И пока ответ его передавали вниз, сидевший на крыше разметил положение звезд в их Домах точно так, как они располагались в ту полночь, в ночь с понедельника на вторник в тысяча четыреста тридцатом году. Не допустил ли я ошибок, повелитель?

— Ни единой, князь.

— Тогда продолжу… Тот гороскоп попал ко мне, я составлял его снова и снова, исчисляя подробности, сходства, параллели и утроения часа, — всякий раз с одним и тем же результатом. Я нашел светила, углы, свойства указующих знаков, те, что благоприятствуют поприщу, которое, будучи претворенным в жизнь, заставит Восток воссиять славой незаходящего солнца!

Еврей осекся и отвесил поклон:

— Убедился ли повелитель, что я знаю его лучше всех?

Некоторое время Магомет просидел в глубокой задумчивости — лицо его пылало, ладони нервно сжимались и разжимались. Размышления доставляли ему глубочайшее удовольствие. Да и могло ли быть иначе?

Князь почтительно дожидался, но при этом не терял бдительности. Он был уверен, что произвел нужное впечатление, ему даже казалось, что он следит за мыслями юного турка, не отставая ни на шаг; однако он счел за лучшее оставить того в покое, ибо трезвое осмысление неизбежно охладит его пыл, а после этого будет даже лучше, если он сочтет, что принял окончательное решение самостоятельно.

— Я выслушал тебя, князь, — в конце концов произнес Магомет, изо всех сил пытаясь подавить все признаки волнения. — Мне известно про тебя от эмира Мирзы, и истина, которую обоим нам следует усвоить, состоит в следующем: я не вижу никаких противоречий между тем, что мне поведал он, и тем, что сейчас поведал мне ты. Представления, которые у меня о тебе сложились, получили подтверждение: ты отличаешься ученостью и многоопытностью, ты — человек добрый, щедрый, как и велит Пророк, к тем, кто нуждается, ты веришь в Бога. Если обратиться к словам писателей, нам откроется, что в истории мира было немало случаев, когда великие люди заранее получали предсказания своего величия; и если я причисляю себя в мыслях к списку этих счастливцев, то лишь потому, что испытываю к тебе доверие, как к дружественному Пророку.

При этих словах князь всплеснул руками.

— Я, безусловно, тебе друг, о повелитель, даже более чем друг, но я — не Пророк. Я всего лишь посланник, толкователь воли Высших Сил.

Он очень боялся, что, если он не развеет впечатление, что он — Пророк, от него потребуют слишком многого; будучи астрологом, он умел в нужный момент поставить звезды между собой и любым неразумием. Его правота тут же нашла себе подтверждение.

— Как тебе будет угодно, князь, — проговорил Магомет. — Посланник, толкователь, пророк — называйся как пожелаешь, главное — то, что ты мне сегодня сообщил. Принимая гонца, мы просим его подтвердить свои полномочия, и, если подтверждения удовлетворительны, он занимает в наших мыслях второстепенное место, после принесенной им вести. Разве не так?

— Справедливо сказано, о повелитель.

— Если же говорить о вести, которую сегодня принес мне ты, — Магомет опустил ладонь на горло, будто бы тем самым помогая себе сдерживаться и сохранять достоинство, — не стану отрицать ее важность; ибо разве можно представить себе, что молодой человек с пылким воображением, который позволил честолюбию и стремлению к славе выстроить в своем сердце золотые замки, недрогнувшей рукой заткнет себе уши и не станет внимать обещаниям, якобы исходящим от Небес? О князь, если ты действительно мне друг, ты не станешь, оставшись наедине, смеяться надо мной!.. Но, кроме того, я не хочу, чтобы ты подумал, что принесенная тобой весть была выслушана с небрежением или сладкой крошкой упала мне на язык; но как вино горячит кровь, что устремляется в мозг, так и она пробудила во мне вопросы и сомнения, разрешить которые способен лишь ты один. Прежде всего, поведай мне о великой славе, которая мощной струею наполнит Восток, будто лучи незаходящего солнца, ибо, как нам всем ведомо, слава бывает разной: есть слава, которой осеняют поэтов, ораторов и ученых, искушенных в своих науках, есть слава, что мила тем, кому любы мечи, и крепкие щиты, и начищенные доспехи, и кони, кто умеет испытывать восторг битвы, вести в поход армию, передвигать границы, отдыхать и давать передышку воинам в цитаделях после успешного штурма. Поскольку понятие славы многозначно, поведай, какая именно ждет меня.

— Звезды, о повелитель, говорят непреложно. Когда Марс восходит в одном из своих Домов, все рожденные в этот миг рождаются для войны и, если жизнь их идет должным чередом, превращаются в воинов; даже не просто в воинов, но, если условия сложатся благоприятно, в завоевателей, в солдат удачи — и ангел Марса Самаэль становится их ангелом. Видел ли повелитель когда-либо свой гороскоп?

— Да.

— Тогда ему ведомо, о чем я веду речь.

Магомет утвердительно кивнул и добавил:

— Да, безусловно, человеческое признание мне по вкусу, однако, князь, если взвесить твои слова, получается, что слава моя будет беспрецедентной. Я происхожу из рода героев. Осман, его основатель, Орхан, отец янычар, Сулейман, который принял полумесяц, увиденный им во сне на морском берегу в Кизике, когда Аллах повелел ему пересечь Геллеспонт и напасть на Цимпу; Мурад Первый, покоритель Адрианополя, Баязет, который положил конец Крестовым походам христиан на поле под Никополем, — все они наполнили Восток каждый своими свершениями; а отец мой Мурад Второй — разве он не одолел войско Хуньяди? Но ты, князь, говоришь, что моя слава превзойдет их. И поскольку я готов тебе поверить, открой, придет ли она ко мне внезапно, или речь идет о постепенном приближении? Полученная в юности весть о будущем бессмертии не может не радовать.

— Я не могу ответить, повелитель.