она видела, и о вещах, о которых она слышала в Луизиане. Она очень подробно описывала книги и травы «тётушки», которая верила в «старую версию» семейной религии. Та же тётушка считала, что её ручной ворон — некий посланник из иного мира, а также что она умеет поднимать зомби из мертвецов, призывать вампиров, вызывать мстительных духов, чтобы забирать плоть её врагов.

Ник посчитал, что это во многом не страннее любой другой религии.

Возможно, тут немало мёртвых кур и мёртвых коз, и это пугало маленького ребёнка, который не мог воспринимать такие вещи в культурном контексте, но наверняка странность там такая же.

В конце концов, христианство тоже бывало довольно кровавым.

Такое можно сказать почти про все религии.

Но он задавался вопросами относительно той части про вампиров.

Особенно сейчас.

Стоявший рядом сын заговорил.

Услышав человеческую версию этого голоса, Ник едва не выпрыгнул из собственной шкуры.

— Во имя Божьего огня… что ты творишь, мама? Ты хочешь нас всех в могилу свести? У тебя вообще не осталось рассудка?

Ник, Декс и Кико все уставились на него.

Взгляд его голубых глаз не отрывался от окровавленной косы в центре нарисованного круга, обрамлённой как центр какой-то извращённой композиции. Полные губы Армеля скривились, лицо потемнело от пыли и лёгкой щетины. Его мускулистое тело сдвинулось, и он уставился на неё со смесью жалости, раздражения, страха, отвращения и чего-то вроде обречённости.

Ник не мог оторвать взгляда от человеческого лица своего прародителя.

Он не мог не таращиться на него.

Ник прикинул, что ему было около 21–22 лет.

Может, ему даже около девятнадцати, если он быстро возмужал из-за тяжелой работы или просто из-за генетики. А может, ему уже исполнилось двадцать восемь.

Его лоб блестел от пота даже посреди ночи. От этого густые золотисто-каштановые волосы льнули прядями к его щекам и шее, выбиваясь из хвостика. Он был одет в фермерскую одежду — возможно, качеством получше среднего, но эта одежда определённо видела немало работы под открытым небом.

Ткань покрылась пятнами, запачкалась грязью и травой, местами порвалась.

Ник видел и чуял кровь.

Нику показалось, что он почуял человеческий запах своего прародителя, но знал, что если так, то тот наверняка сильно приглушён. Стоя так близко к явно пахнущему человеку, Ник оказался бы ошеломлён сильными запахами пота, крови, коровьего дерьма и грязи, табачного дыма и бог весть чего ещё.

Он вспомнил, что женщина сказала, якобы её сын был «в сражении».

Внезапно он осознал, что она имела в виду.

Она говорила о чёртовой войне за независимость США.

Брик был патриотом?

Что бы он ни носил, чёрт возьми, это точно не униформа британцев.

— Сюда могут прийти солдаты, — Брик продолжал негодовать, и в его голосе звучала смесь ярости и беспомощности. — Что ты сделаешь, если они решат устроить тут гарнизон, мама? Так же, как они поступили со многими хорошими домами вдоль реки? Ты просто скажешь отцу убить их всех? Или тоже пойдёшь на них с косой? Похоронишь в подвале с остальными?

Он не дожидался её ответа.

— Так не может продолжаться, мама! Ходят слухи! Как ты не понимаешь, что ходят слухи?

Она грациозно поднялась на ноги.

Её окровавленное одеяние перекрутилось, обнажая части её тела, потому что мокрая от крови ткань прилипла к её бедру, груди, животу, ноге. Она подошла к нему, небрежно поправляя сорочку, будто та просто взметнулась от ветра.

Брик… «Армель»… поморщился.

На его лице отразилось отвращение, когда он увернулся от её попыток поприветствовать его.

Он явно не хотел, чтобы эти руки его обнимали.

Ник не мог его винить.

Во всем этом было нечто непристойное: в крови, наготе, косе, полном безразличии на лице, даже в босых ногах.

Здесь не было никакой материнской любви.

Армель сделал шаг назад, стиснув челюсти, и в его голубых глазах виднелась злость.

Всё в нём было так переполнено эмоциями.

Ник смотрел, как его прародитель развернулся и направился к двери абсолютно чёрной комнаты. Молодой человек ушёл, не обернувшись. Он целенаправленно прошагал по коридору в ту сторону, откуда изначально пришла женщина.

Ник, Кико и Декс переглянулись.

Затем последовали за ним.

Армель прошёл по застеленной ковром лестничной площадке, не замедляя шагов.

Он не вошёл в спальню, где все они впервые увидели мать Армеля, Вирджинию.

Он прошёл мимо этой двери к двум следующим.

Ник вспомнил, что в одной из этих спален они нашли колыбель.

Но Армель прошёл и мимо той двери.

Он сосредоточился на самой последней двери в конце коридора.

Он подёргал за ручку, но там было заперто.

Он пошарил по косяку сверху, явно ища ключ, но не нашёл его. Опустившись на одно колено в бриджах, он приподнял коврик и заглянул под него, но и там ключа не нашлось. Брик осмотрелся в коридоре, приподнял несколько ваз на столиках, но в этих местах тоже ничего не было.

Ник увидел, как взгляд голубых глаз скользнул к комнате, из которой он только что ушёл.

Армель снова повернулся лицом к двери, и в нём взбурлила ярость.

Он с силой пнул дверь ногой в ботинке.

Та не поддалась.

Он несколько раз пнул её под углом, возможно, в надежде сломать ручку.

Когда пинки не повредили ни ручку, ни древесину, Армель толкнул дверь мускулистым плечом. Та была сделана из прочного дерева и не поддавалась, но он попробовал ещё несколько раз, после чего осознал, что это бесполезно. Бормоча ругательства себе под нос, Армель подошёл ко второй двери, которую ранее пропустил.

Дёрнув за незапертую ручку, он вошёл внутрь.

Кико, Декстер и Ник пошли за ним.

Ник вошёл первым. Он отодвинулся от дверного проёма, чтобы пропустить остальных, но не переставал