том этапе, где фигурировал Ян.

Продавать, как быстро поняла Катя, можно все что угодно.

Перед тем как согласиться работать с Валерой, она пошла на курсы менеджеров по продажам и с удовлетворением отметила, что на интуитивном уровне уже знала все, что пытались вбить в головы других студентов преподаватели.

У нее началась совсем другая жизнь. Квартира в новостройке на пятнадцатом этаже, с которого открывался потрясающий вид на город. Перспективная работа с удобным графиком и вменяемыми клиентами. Мужчина, который не любил игры, – за исключением футбола по телевизору.

Катя была уверена, что заслужила все это.

* * *

Ночь. Электрический свет фонарей.

Это был его фон, его воздух.

Ян поднес мундштук к губам…

Золотоволосая дива с автомобильным именем Мерседес сделала предложение, от которого Ян не смог отказаться: гастролировать по Германии вместе с Мартой. Несколько месяцев он выступал в клубах, играл мелодии, которые знал каждый – но получалось очень лично. Это нравилось публике. Нравилось, что они могут испытать то же, что и саксофонист: боль, отчаяние, надлом, пустоту, такую глухую, что она сама становилась музыкой, – и забыть об этом, встав из-за столика. Яну хотелось бы того же.

Мутными глазами Марта видела его насквозь.

– У тебя есть дар, – шептала она утром в гостиничном номере, прижимаясь к бедру Яна теплым животом. – Ты не просто играешь, а сублимируешь свои чувства. И женщина за столиком, только что болтающая с подружкой о новой стрижке, замолкает на полуслове и поворачивает голову в твою сторону, хотя и не понимает, что именно ей движет. Пытается разобраться, а ее засасывает все больше. И эта женщина уже не может вернуться к разговору о стрижке, потому что чувствует сопричастность. Она либо испытывала то, чем пронизана твоя музыка, либо надеялась никогда подобного не испытать, либо завидовала тем, кто такое испытать способен. Твои эмоции, выраженные в музыке, «ведут» слушателя за собой, как дудочка крысолова, да простят такое сравнение твои поклонники.

Ян слушал ее вполуха.

Сквозь закрытое окно просачивался колокольный звон.

– Но тебе нужно научиться управлять эмоциями, – продолжала заговаривать его Марта. – Иначе однажды ты сам пойдешь за дудочкой. А чтобы управлять эмоциями, тебе нужно…

– Забыть? – Ян усмехнулся.

– Люди не умеют забывать, – ласково поправила его Марта. – Но умеют прощать. Тебе нужно простить тех, кто остался в прошлом, отпустить их.

– Перестань уже! – отмахнулся Ян. – Я все забыл, простил и отпустил.

– Не перестану. Потому что ты слишком напоминаешь меня некоторое время назад.

– Я напоминаю тебе слепую, раздобревшую, мертвецки бледную женщину под сорок? – едко спросил Ян, приподнимаясь на локте.

Марта, казалось, ничуть не обиделась.

– Я уже пережила то, что сейчас переживаешь ты. Думаешь, легко осознавать, что до скончания веков моя жизнь будет наподобие картинки, которую я вижу: чернота с редким движением теней? Я едва научилась с этим справляться – с помощью музыки. Думаешь, тебе сложнее, чем мне?

Всполохами, помехами, звуками, похожими на крик, к нему подбирались ее воспоминания. Что она чувствовала тогда? Что по сравнению с этим значили его чувства? Ничего.

Ян положил голову ей на живот. Марта гладила его волосы. От нее пахло чем-то очень знакомым, домашним. Она была изумительной, эта Марта. Но, как и все женщины, слишком болтливой.

В тот день он впервые выступал на улице. Ян назвал место, а Мерседес все устроила.

Кропленая мелкими веснушками фройлен так и не поняла, чем приглянулся Яну этот угол: за спиной – витрина ювелирного магазина, впереди, через дорогу – другие магазинчики, закрытые в столь позднее время. Поблизости не было ни одного кафе, где слушатели могли пропустить по стаканчику, пока Ян терзал их души. Мерседес даже не понимала, зачем ему вообще играть на улице. Не те деньги, не та публика.

Ян и сам толком не понимал. Чувствовал. Наверное, так чувствовала Марта, безошибочно угадывая его настроение по шагам.

Еще в самолете по пути в Берлин Ян закрывал глаза и видел себя на фоне черной витрины с россыпью сверкающих драгоценных камней за стеклом. Там – свое золото. У него в руках – свое. Его стоило куда дороже, но, к счастью, это не мог подтвердить ни один ювелир.

Свою лучшую музыку он приберег для этого вечера. Ту музыку, что подслушал у звезд, лежа на крыше в далеких Бешенковичах. Она впиталась в одеяло, которым Ян укрывался в ту ночь. Не давала ему заснуть, путаясь в ночнушке его «невесты». Но сейчас Ян думал не о звездах и не о Кэт. Он думал о своих пальцах, лежащих на клапанах, но словно парящих над ними. Ян чувствовал, как напрягаются брюшные мышцы, как воздух проходит через мундштук – и задавался тем же вопросом, что и двадцать лет назад, когда только увлекся саксофоном. Как такие простые действия могут рождать музыку? Она выворачивала наизнанку. Выжимала из тебя сок и швыряла тело в помойку, как жмых. После часа такой игры Ян выматывался настолько, что, едва зайдя в гостиничный номер, падал в сон – словно терял сознание.

А публике это нравилось. Она отвечала ему аплодисментами, шелестом купюр и звоном монет.

* * *

А потом начались эти сны.

Как проклятие.

Ян снился ей каждую ночь. Они попадали в какие-то передряги, их преследовали. Они оказывались в разных компаниях на одном мероприятии, либо в одной компании и вели себя как друзья. Но в каждом сне Катя чувствовала с ним связь. Однажды Ян признался ей в любви. Так же просто, как когда-то увлек ее на одеяло после рассказа о Маше. И это признание не стало для Кати откровением, во сне она и так знала о его чувствах.

Три месяца спустя она набрала его номер.

Перед этим долго ходила вокруг телефона, лежащего на столе. Думала, может, не время? Может, лучше вечером? Или, наоборот, утром? Но Катя не знала, чем он живет, кем работает, какой у него распорядок дня. Она ничего не знала о нем уже три месяца. Любое время суток могло оказаться неподходящим.

Сомнения. Это было так не похоже на нее. Помнится, на игру с незнакомцем она согласилась быстрее. А сейчас словно делала самый сложный выбор в жизни. Все ходила и ходила кругами, пока не поняла, что все равно никуда не денется. Из комнаты не выйдет, пока не позвонит.

Она опустилась на кровать. Пальцы сами набрали номер.

Сделала несколько глубоких вдохов: боялась не расслышать Яна из-за оглушительного биения сердца.

– Алло! – раздалось в трубке.

Его голос ничуть не изменился. Словно они расстались