Я поднимаю руку с мобильником и включаю диктофон.

Песня дрожью отзывается в теле Азы, ее непослушные волосы извиваются, как змеи, а на коже проступают белые линии, источающие свет. Она выглядит точь-в-точь как мать и в то же время ничуть на нее не похожа.

У Дая вздуваются вены на лбу и напрягаются мышцы шеи, но он продолжает петь.

Покосившаяся небесная столица постепенно выравнивается, а ростры тем временем арканят самолеты и нападают на Соловьев.

Корабль Азы вплотную подходит к берегу Маганветара, и, схватившись за руки, они с Даем вдыхают песню друг другу в рот. Теперь понятно, что Аза имела в виду, когда описывала их связь. Они действительно поют одним голосом, и песня их полна чистой радости.

Закончив запись, я открываю мелодию в редакторе и накладываю на нее парочку эффектов, а затем загружаю в каждый дрон в сети.

Один за другим Соловьи начинают исполнять песню созидания, помогая Азе с Даем восстановить то, что разрушила Заль. К ним присоединяются остальные небесные существа.

Я выглядываю за борт.

Под нами раскинулся океан – так близко, что, кажется, можно дотянуться рукой, – а в нем плещутся дельфины и киты. Сначала они показывают только спины, темные и серебристые, а потом, поднимая фонтаны брызг, выныривают на поверхность.

Все больше дронов подхватывают песню Азы. Мне все-таки удалось их перепрограммировать! Некоторые, правда, никак не желают переключаться, но их берут на себя киты: с помощью мелодичных высокочастотных звуков они сбивают беспилотники и отправляют на дно.

Из воды показывается голова еще одного кита. Этот темно-синий великан в разы крупнее любого из своих сородичей, а его необычный голос, чем-то смахивающий на крик совы, и так разносится по всему небу через динамики Соловьев.

Это же самый одинокий кит на свете! Я уже не один год на нем помешан: слежу за его миграциями и скачиваю все записи его голоса, которые появляются в интернете. Кстати, именно их я и наложил на песню Азы и Дая. Кит взывает к своим братьям шквальным китам, и вместе они дополняют радостную симфонию, разливающуюся по небу.

Крошечные существа, поет Аза.

Крошечные существа, поет Дай.

К их песне примешивается какой-то новый мотив, тонкий и скрипучий, похожий на птичий щебет или мелодию из музыкальной шкатулки.

С ладони Илай на меня смотрит маленький серебристый мышонок. Это его голос передается через Азу и Дая – он тоже помогает возрождать небо и землю.

– Прихватила на всякий случай, – говорит Илай с улыбкой. – В качестве талисмана.

Его песня очень похожа на мышиные трели, которые я слышал в доме Бойлов.

– Вообще-то он у меня не один, – говорит Илай. – Мыши чрезвычайно плодовиты!

У меня на глазах стайка мышат разбегается по палубе. Одни из них, просеменив по тросам, которыми скаты привязаны к небесному городу, забираются в двигатели самолетов и учиняют ШВАБР настоящую расправу. Другие залезают в последние выжившие дроны Заль и перегрызают в них всю проводку. Дроны дергаются, как ужаленные, и в конце концов, протрубив несколько прощальных нот, смолкают.

Все вокруг поет: и небо, и земля, и воздух.

Ураган стих, вода постепенно убывает, киты и дельфины уплывают восвояси – под моим строгим надзором.

Насколько я могу судить, все здания в черте города уцелели. Наши с Азой дома стоят на месте.

Что до нас самих, так я давно ее потерял. Я не был рожден, чтобы петь с ней. Она не была рождена, чтобы петь со мной. Возможно, наша любовь была обречена с самого начала, но зато она была настоящей.

Мне ни за что не стать таким, как Дай, и я понимаю, почему ей нужен именно он. Но скорбеть я не могу, да и думать тоже. У меня сейчас ни на что нет сил…

Веки смыкаются. Мы все еще тут, мы до сих пор живы…

О большем нельзя и мечтать.

Я стою на борту корабля, а Дай – на краю Маганветара, между нами два шага пустоты, и мы держимся за руки.

Мы только что пели вместе и никак не отдышимся, а все вокруг продолжает меняться.

– Дай, – шепчу я.

– Аза, – говорит он, безуспешно пытаясь улыбнуться. Я пытаюсь улыбнуться ему в ответ, и тоже безуспешно.

– Что случилось? Что произошло между тобой, Милектом и Заль? – спрашиваю я. Трудно разговаривать по-магонски, когда ты плачешь.

– Все, – отвечает он.

Я окидываю взглядом этого парня с кожей цвета индиго и белыми татуировками. Я не способна его ненавидеть, ведь он – часть меня.

Ради меня он выбрал песню жизни вместо песни смерти, песню радости вместо песни погибели.

Луга, еще недавно покрытые снегом, поросли травой и цветами, вода в реках прозрачная и чистая, непогода закончилась – и все это благодаря нашей песне. Самолеты, пытавшиеся вторгнуться в Маганветар, находятся здесь же. Мы не стали сбивать их, и теперь пилоты удивленно оглядывают город из своих кабин. Заслуживают ли они смерти? Не знаю…

Заслуживаем ли мы смерти?

Не знаю.

Нужно ли землянам и магонцам переговорить? Определенно, но лучше как-нибудь в другой раз, ведь мы столько сил положили, чтобы мир не разошелся по швам. К тому же сейчас мне совсем не до этого: на одном плече у меня сидит птица сердца, на другом – летучая мышь, а над нами восходит солнце.

– Заль была неправа, – говорит Дай. – Я слишком поздно понял, что она поврежденная. Когда я вызволил ее из тюрьмы, она только и могла, что твердить: «Смерть всем утопленникам». Слышала, как они с Хором пели? Это была песня-исцеление.

– Да, но они оба умерли, – говорю я.

– Смерть не худшее, что может с нами произойти, – говорит он. – Заль слишком долго страдала. Иногда смерть – наш единственный выход.

– Что будет с тобой, когда я умру? – спрашиваю я.

– А сама как думаешь?

Я встречаюсь с ним взглядом. Он сжимает мои руки.

– Зайди в город, – говорит он. – Там твой утопленник и твоя сестра.

Немного помедлив, я прыгаю с корабля на берег, и Дай ловит меня.

Потом я мысленно прощаюсь с ним.

Я выбрала свой путь.

А он выбрал свой.

И мы оба будем двигаться дальше. Но, может быть, так и устроена жизнь, где бы ты ни находился: на небе, на земле или посередине. Может быть, после смерти ты воссоединишься со всеми, кто был тебе дорог: и с теми, кого выбрал, и с теми, кого отверг. Может быть, любовь – это не что иное, как выбор. Выбирая любовь, ты ставишь на кон все и, как бы тебе ни было страшно, окунаешься в неизвестное.

На краю Маганветара, поблескивая голубыми перышками, стоит Джик. В город слетелись ростры со всех уголков Магонии. Одни из них закрепляют на зданиях паруса, другие занимают столичные корабли. Похоже, кочевой народ наконец-то обретет дом.