– Очень на это надеюсь, – произнесла я и неожиданно поймала себя на мысли, что верю в это с сомнением.

Этих дум я испугалась еще больше.

То, что Эмили стало немного лучше, сильных надежд мне не внушало. Она ребенок, любопытный и жаждущий познания нового, сама того не желая, она могла в дороге заставлять свой организм не спать и не впадать в забытье, лишь бы смотреть в окно и видеть столицу. Но стоило напряжению исчезнуть, она тут же уснула.

– Я могу идти? – спросила Марта. – Мне необходимо проконтролировать сервировку ужина, о котором просил его светлость.

– Да, конечно, – мне было незачем ее задерживать. – Хотя постойте, мне кажется, господин Малкольм не рассчитал количество персон. Сами видите, Эмили не в состоянии спуститься к столу, а я ее не брошу. Поэтому на нас можно не рассчитывать.

Женщина кивнула, в ее глазах я прочла жалость к болеющей малышке.

– И все же я прикажу накрыть на четверых, – отозвалась она. – А если вы не передумаете, то прислуга принесет ужин сюда.

– Благодарю за понимание, Марта.

Она ушла, погружая комнату в тишину.

Время потянулось медленно, словно тягучий мед с деревянной ложки. Я рассеянно ходила по комнате, изучала стены, полки, картины, каждую минуту глядела на часы и ждала, когда же внизу хлопнет дверь и хоть один из докторов прибудет.

Прошел час, никто так и не приехал, на ужин тоже не звали.

Спустя полчаса снаружи послышался цокот копыт и скрип колес экипажа. Кто-то подъехал к дому. Мое ожидание не подвело, и спустя десять минут в комнату вошли двое.

– Доктор Вальтер Трондерсом, – поздоровался высокий скуластый мужчина, чью голову едва тронула седина.

Второго, совсем молодого мужчину, ему от силы было лет тридцать, я приняла за помощника, но он меня разубедил:

– Профессор медицины Чарльз Дортмунд.

Признаться, я была удивлена, как такой молодой человек может уже быть профессором, а его старший коллега – лишь доктором. Но, видимо, все было не так просто в этих врачебных кругах.

– Благодарю, что откликнулись, – я присела в реверансе. – Ваши консультации и знания будут бесценны.

– Давайте лучше приступим к делу, – рационально предложил молодой Чарльз. – Я так понимаю, вот наш пациент, – он указал на спящую Эмили. – Что ж, приступим к осмотру.

Доктор Трондерсом кивнул, соглашаясь.

Мне пришлось разбудить сестру, прежде чем они начали.

– Гнойный плеврит, – спустя час единогласно поставили они диагноз.

– Что это такое?

– Довольно коварное и трудно диагностируемое осложнение пневмонии. В пораженных легких скапливается жидкость, которая при неверном лечении переходит в гной. Именно это случилось с вашей сестрой.

– Это излечимо?!

Мужчины переглянулись, а после попросили меня выйти в коридор и поговорить там, вдали от ушей Эмили.

Это мне не понравилось. Плохой знак.

– Эту болезнь можно вылечить? – повторила я уже за дверью.

– Да, но процесс весьма болезненный. Потребуется провести ряд процедур… – они замялись, явно подбирая слова.

– Говорите!

– Методика еще не опробована, – отчеканил Дортмунд. – Она экспериментальная, но может спасти жизнь вашей сестре. Однако никаких гарантий дать мы не можем.

А после я слушала, как эти двое собираются излечить мою Эмили. Они хотели провести ей пункцию. Огромным шприцом пробить со спины полость в легких, где скопился гной, и выкачать его оттуда.

– Возможно, потребуется несколько подобных манипуляций, – неутешительно подвел итог Трондерсом.

Я же была в тихом ужасе от предстоящего испытания.

– Вы уверены в диагнозе? – еще раз спросила я.

– Абсолютно. Ваша сестра кашляет кровью и гноем. Лихорадка, боли в груди, резкое снижение веса, цвет лица, характер кашля, симптомы при пальпации. Все это указывает на плеврит и скопление жидкости в легких. И пока она там, ни о какой поправке не может быть и речи, а вот угроза жизни сохраняется.

Я гулко сглотнула.

Имела ли я право принимать подобное решение и обрекать Эмили на экспериментальную методику лечения, болезненную и не факт, что несущую помощь? Ведь во время процедуры сестре нужно будет находиться в сознании и контролировать свой кашель. В противном случае, если приступ случится во время медикаментозного сна, огромная игла в ее теле может повредить соседние органы.

– Я должна с кем-нибудь посоветоваться, – схватившись руками за голову, выдохнула я в ответ. – Нужно время, хотя бы до утра.

– Разумеется, баронесса Клайвшот, – не стали спорить и переубеждать они. – Но вы тоже учтите: чем раньше начнем лечение, тем больше шансов на успех. Если вы завтра дадите согласие, то первую процедуру лучше провести в этот же день, незамедлительно.

Разум и чувства раздирали меня в разные стороны. Распрощавшись с докторами, я вернулась обратно в комнату. Эмили ждала, листая захваченную из дома книгу, которую тут же отложила в сторону.

– Они сказали, что я умру? – задала она совсем не детский вопрос, глядя мне в глаза.

– Ну что ты, глупенькая, – я села рядом и обняла ее. – Конечно же, нет. С чего ты это решила?

Она спокойно пожала плечами, будто не о ее судьбе мы разговаривали.

– Взрослые всегда стараются выйти за двери, когда хотят скрыть неприятные новости от детей. Это так предсказуемо.

Я обняла ее еще крепче и тепло дыхнула в макушку.

– С тобой все будет хорошо, – убежденно заявила я. – Тебе не о чем переживать.

– Тогда о чем вы говорили? – сестренка не поверила.

Сдерживая тягостный вздох, я ответила:

– О твоем лечении. Оно не будет легким, придется много терпеть.

Я изо всех сил старалась не напугать ее раньше времени.

– Будет больно? – она выкрутилась из объятий и пристально посмотрела мне в глаза.

Я кивнула.

Бессмысленно врать ей и настраивать на что-то иное. Особенно, если процедуру придется повторять несколько раз. Уже после первой пункции Эмили будет знать, что ее ждет дальше.

– Очень больно? – еще раз уточнила она, и я вновь кивнула.

Ее зрачки испуганно расширились.

Такой вот у нее возраст, когда боль кажется намного страшнее смерти.

– По-другому никак, крошка. Но профессор пообещал, что лечение обязательно поможет, – вот тут я уже лгала, не стесняясь.

Самой Эмили важно быть убежденной в положительном исходе.

Она со вздохом уселась обратно в подушки, подтянула к себе одеяло и книгу.