– И что же было дальше? – с жадным любопытством спросила Сандра.

– При вторичном разбирательстве дела все внимание суда и присяжных было обращено исключительно на вопрос о нормальности или ненормальности того психического состояния, в котором находилась Корнилова при совершении ею преступления. В заседание были приглашены четыре специалиста-медика, в том числе известный психиатр. Было вынесено заключение, что во время беременности Корнилова находилась в состоянии «меланхолии» и совершила свой поступок в припадке «мрачного умоисступления».

Мира Моисеевна Зак быстрым движением вытерла скатившуюся по щеке слезу. Ей всегда всех было жалко. Поистине, способность к сопереживанию у этой женщины была неисчерпаемой.

– Похоже, в том судебном округе на службе состояли сплошь безграмотные дураки, – усмехнулся Борис Вениаминович.

– Не берусь утверждать, так или нет, однако вывод напрашивается сам собой, – ответил Карабчевский. – Даже самые лучшие законы мертвы и бесполезны, если исполнители этих законов отличаются тупостью и жестокостью. И напротив, мудрость и милосердие могут способствовать торжеству справедливости даже при очень несовершенном законодательстве. Люди, господа, это самое главное. Не законы, а именно люди. Потому если уж и вести работу по усовершенствованию общества, то начинать надо не с принятия новых законов, а с воспитания душ и умов.

Алекс Раевский немедля кинулся на защиту коллег по судебному ведомству.

– Да если бы дело заключалось только в невежестве и лени следователей и прокуроров! Мы ведь исходим из тех сведений, которые нам предоставляет полиция, опираемся на результаты их работы. А они что? Ни-че-го! Разве кто-нибудь помнит сегодня статьи в «Русском вестнике», написанные Степаном Степановичем Громекой в конце пятидесятых, вскоре после восшествия на престол Александра Второго? Никто! А ведь в тех статьях было много правды, ужасающей правды. И за эту правду господин Громеко поплатился карьерой в полиции, вынужден был оставить службу.

Николай Владимирович нахмурился.

– Что-то не припомню… Откуда тебе это известно? – строго спросил он племянника. – Я тогда был подростком, а ты и вовсе еще не родился.

– От дядюшки Поля, откуда же еще! – усмехнулся Алекс. – У него и подборка тех статей хранилась. Громеко так прямо и писал в своих очерках: дескать, главная слабость нашей полиции заключается в отсутствии тех качеств, которые могли бы поставить всех чиновников ее на степень общественного уважения. А вот что касается главной силы полиции, так Степан Степанович был человеком смелым, он не побоялся утверждать, что эта главная сила заключается не в производстве следствия, а в возможности ежеминутно возбуждать его, чтобы иметь полномочия применять положенные при этом меры принуждения. Право вчинения обвинения – вот где настоящая сила полиции! А отсюда, при отсутствии должных моральных качеств, проистекает огромный соблазн эту силу применить, дабы поиметь свою выгоду либо в виде благорасположения начальства и окружающих, либо в виде денег.

– Ну, друг мой, это ведь было еще до реформы, – с сомнением произнесла Мира Моисеевна. – Без малого четыре десятка лет прошло, и полиция, верно, уж не та, что была при Императоре Николае.

Алекс поморщился.

– Да та же, дорогая Мира Моисеевна, совершенно та же, уверяю вас! Законы переменились, а люди с их мышлением остались. Позволю себе процитировать книгу, изданную чуть больше десяти лет назад. Автор ее неизвестен, он скрылся под псевдонимом «Служивший в полиции», опасаясь, вероятно, повторить судьбу Степана Степановича Громеки. Конечно, память моя не так блистательна, как у нашей Сандры, так что дословно не воспроизведу, но если в кратком пересказе озвучить, то в полиции служат люди с низкими моральными качествами; эти полицейские творят произвол и беззаконие по отношению к обывателям, но послушно и с готовностью выполняют любую волю начальства; при постоянно растущей дороговизне полицейские вынуждены обеспечивать себя и свои семьи вымогательством денег у всех и каждого. Вот вам и реформа! Убежден, что и сто лет пройдет – и будет все то же, даже если режим многократно и неузнаваемо переменится. От режима зависят только законы, а настоящая живая жизнь зависит от людей, и покуда люди будут оставаться прежними, никакого обновления ждать не имеет смысла.

Казарин, внимательно слушавший дискуссию, вытащил часы и украдкой бросил взгляд на циферблат. Сандра заметила его жест и поняла, что нужно переменить мизансцену.

– Николай Платонович, Борис Вениаминович, вы останетесь к обеду? – резко перевела она разговор на другую тему. – Надо же распорядиться, а Катя, как обычно, в книжку уткнулась и ролью хозяйки манкирует, так что придется уж мне самой.

Она легко вскочила с места, подошла к сидящему за столом Раевскому, обняла его, коснувшись подбородком изрядной проплешины на макушке.

– Папенька, когда вы уже наконец женитесь? Нам с Катей невмоготу больше дом вести, мы молоды, нам хочется посвятить себя чему-то интересному, яркому, а не этому вашему пыльному домоводству, покрытому паутиной. Приведите в дом хозяйку и освободите нас, сделайте милость!

– Да-да, – подхватила Мира Моисеевна, явно довольная, что беседа утратила политический характер и тон взаимных упреков, – Сандра права, Николай Владимирович, вам следует серьезно подумать о женитьбе. Сколько же можно жить холостяком? Только выбирайте не какую-нибудь глупенькую девицу, а женщину в хорошем возрасте, чтобы она к яркой жизни не стремилась, как ваши девочки.

Сандра умчалась в дом давать распоряжения кухарке, следом за нею двинулся и Казарин. Он остановился на крыльце и ждал, опершись о перила. Когда девушка вышла, он подхватил ее под руку.

– Давай прогуляемся немножко, изнемог я от такого длительного пребывания за столом. Никогда не мог понять этой принятой в вашем кругу манеры: часами сидеть за столом и говорить, говорить…

Сандра весело рассмеялась.

– Манера тебе не нравится, зачем же приходишь к нам? Я только предложила – ты уж сразу и согласился. Отказался бы, если невмоготу.

Юлиан улыбнулся ответно.

– Ох, Сашуля, Сашуля, на какие только подвиги ради тебя не иду!

Он достал из кармана часы на цепочке, щелкнул крышкой.

– Давай прогуляемся до задней калитки. Десять минут назад поезд из Москвы проходил, надо посмотреть, нет ли курьера с известиями. Я утром записку отправил с просьбой, чтобы именно с этим поездом человек приехал, если будут какие-то нехорошие новости. Текст прокламации должны были в типографию рано утром отнести, хочу быть уверенным, что все прошло спокойно.

Они неторопливо, как и полагается барышне с кавалером, прошли по хорошо очищенной тропинке между кустами сирени и жимолости к задней калитке, через которую так удобно было ходить купаться на озеро. Юлиан напряженно вглядывался в ту сторону, откуда мог появиться идущий со станции человек, а Сандра задумчиво молчала, о чем-то размышляя.

– Скажи, Юлиан, а это правда – то, что Зак говорил про наше отношение к евреям?