— С этого момента многие вещи покажутся тебе очень странными, — продолжала Мамеха, как будто то, что она рассказывала до этого, таким не было. — Мужчины очень любят этим заниматься. На самом деле даже очень любят. Некоторые мужчины большую часть времени посвящают поиску пещер, в которых могли бы жить их угри. Особенно им нравится посещать пещеры, в которых до них еще никто не побывал. Понимаешь? Это называется мизуажем.

— Что называется мизуажем!

— Когда женскую пещеру впервые посещает угорь. Вот, что мы называем мизуажем.

«Мизу» означает «вода», а «аж» — «поднять» или «поместить», поэтому дословно термин мизуаж означает «поднимающаяся вода» или «поместить что-то на воду». Если вы спросите у трех гейш, откуда взялся этот термин, никто из них не ответит на вопрос.

— Думаю, ты догадываешься, почему Доктор любит бывать в Джионе, — продолжала Мамеха. — Он получает очень много денег от своего госпиталя. Часть денег он тратит на содержание своей семьи, а остальные — на поиски мизуажа. Думаю, тебе будет интересно узнать, что ты как раз тот тип молодой девочки, который ему нравится больше всего. Я это точно знаю, потому что сама оказалась одной из них.

Как я позже узнала, за год или за два до моего приезда в Джион Доктор Краб заплатил рекордную сумму денег за мизуаж Мамехи — семь или восемь тысяч йен. Сейчас эта сумма не кажется такой огромной, но в то время даже Мама, все мысли которой поглощали деньги или то, как бы заработать их побольше, только раз или два в своей жизни видела такие деньги. Мизуаж Мамехи стоил так дорого отчасти благодаря ее известности, а отчасти — по причине, о которой она рассказала мне в тот вечер. Два очень богатых человека хотели стать ее партнерами по мизуажу. Одним из них был Доктор Краб, другим — бизнесмен по имени Фуджикадо. Обычно мужчины в Джионе не соперничали в таких вещах. Как правило, они знали друг друга и легко договаривались обо всем. Но Фуджикадо жил в другой части страны и лишь изредка приезжал в Джион. Ему было безразлично, обидит он Доктора Краба или нет. А Доктор Краб, имевший аристократическую кровь, ненавидел нуворишей, вроде Фуджикадо, хотя и сам в большой степени был нуворишем.

Когда Мамеха на соревнованиях по сумо заметила, что Нобу обратил на меня внимание, она сразу сообразила, что Нобу очень напоминает Фуджикадо — нувориш, и к тому же с довольно отталкивающей внешностью. Преследуемая Хацумомо, как таракан домашней хозяйкой, я не могла стать такой же знаменитой, как Мамеха, и заработать такие большие деньги на мизуаже. Но если эти двое мужчин найдут меня достаточно привлекательной, они могут начать ценовую войну, в результате которой я смогу расплатиться с долгами. Это то, что Мамеха называла «лишить Хацумомо равновесия». Хацумомо радовало, что Нобу находил меня привлекательной, но она не отдавала себе отчета в том, что моя популярность у Нобу поднимет цену моего мизуажа.

Очевидно, что мы должны вернуть расположение Доктора Краба. Без этого Нобу может назначить любую цену за мой мизуаж, если он вообще не потеряет ко мне интерес. Я предполагала, что это возможно, но Мамеха убедила меня в том, что мужчина не станет поддерживать отношения с пятнадцатилетней начинающей гейшей, если ему не интересен ее мизуаж.

— Держу пари, что его привлекают не беседы с тобой, — сказала она.

Я попыталась сделать вид, что меня это не задело.

Возвращаясь назад, могу сказать, что беседа с Мамехой изменила мое отношение к миру. Пока я ничего не знала о мизуаже, я продолжала оставаться наивной девочкой, мало в чем разбирающейся. После разговора я начала понимать, чего хотят мужчины вроде Доктора Краба и ради чего они тратят деньги в Джионе. Когда узнаешь подобные вещи, уже невозможно отделаться от мыслей о них. Я уже не могла относиться к Доктору Крабу по-прежнему.

Вернувшись в окейю этой ночью, я подождала в своей комнате, пока вернутся Тыква и Хацумомо. Было около часу ночи, когда они, наконец, пришли. Тыква, видимо, очень устала, потому что время от времени она передвигалась по лестнице, как собака, при помощи рук и ног. Прежде чем закрыть дверь в свою комнату, Хацумомо позвала одну из служанок и попросила принести пива.

— Нет, подожди минутку, — сказала она. — Принеси два. Пусть Тыква выпьет со мной.

— Пожалуйста, Хацумомо-сан, — услышала я голос Тыквы. — Меня уже тошнит от выпитого.

— Ты будешь читать мне вслух, пока я буду пить. Ненавижу трезвых людей, это отвратительно.

Когда служанка, спустя какое-то время, вернулась, я услышала звон бокалов на подносе.

Долгое время я сидела в своей комнате, приложив ухо к двери, прислушиваясь к голосу Тыквы, читающей статью о новом актере Кабуки. Наконец Хацумомо вышла на лестничную клетку и открыла дверь в туалет.

— Тыква! — услышала я ее голос. — Как насчет лапши?

— Нет, госпожа.

— Сходи найди продавца лапши, купи ее и составь мне компанию.

Тыква вздохнула и стала спускаться вниз по лестнице, но я дождалась, пока Хацумомо вернется в свою комнату, и только потом направилась вниз. Когда на улице я, наконец, догнала Тыкву, она испуганно посмотрела на меня и спросила, что случилось.

— Ничего не случилось, — сказала я, — кроме того, что мне очень нужна твоя помощь.

— О, Чио-сан, — сказала она мне. Думаю, она была единственным человеком, который продолжал называть меня так.

— У меня нет времени! Я пытаюсь найти лапшу для Хацумомо.

— Бедная Тыква, — сказала я. — Ты похожа на лед, который начал плавиться.

Ее лицо выглядело изможденным, казалось, она склоняется к земле под тяжестью своих одежд. Я предложила ей посидеть, а самой сходить за лапшой. Она так устала, что даже не стала возражать, а просто протянула мне деньги и села на берегу ручья Ширакава.

Поиски продавца лапши заняли какое-то время, и наконец я вернулась с двумя кастрюльками отварной лапши. Тыква уснула, запрокинув голову назад и широко открыв рот, словно надеялась поймать капельки дождя. Было очень поздно и малолюдно. Тыква явно позабавила проходивших мимо мужчин — довольно странно видеть начинающую гейшу в полном обмундировании похрапывающей на скамейке.

Я поставила кастрюльки рядом с ней и разбудила ее, насколько могла деликатно.

— Тыква, я очень хочу попросить тебя сделать мне одолжение, но… боюсь, тебя не обрадует, когда ты услышишь какое.

— Не важно, — сказала она. — Меня уже ничто не может сделать счастливой.

— Ты присутствовала сегодня вечером при разговоре Хацумомо с Доктором. Боюсь, вся моя жизнь зависит от этого разговора. Видимо, Хацумомо что-то наговорила ему на меня, и теперь Доктор больше не хочет меня видеть.

Так же сильно, как я ненавидела Хацумомо, я хотела узнать, что она сделала этим вечером. Правда, мне было очень неудобно обсуждать этот вопрос с Тыквой. Неожиданно несколько слезинок выкатилось на ее большие щеки, как будто она копила их долгие годы.