– Похоже, нам не удалось завести здесь много друзей, – сказал Солмунд, обводя взглядом темный, наполненный дымом длинный дом Гуторма.

Здесь же находились Хромой Эскиль и Угрюмый Овег, заливавшие уязвленную гордость элем Гуторма, как и многие другие, принесшие с собой серебро к Камню Плача и в большинстве случаев с ним расставшиеся. Они приняли приглашение карла провести ночь в его медовом зале, а утром отправиться по домам.

– В любом случае, у нас появился новый враг – Хромой, – сказал Солмунд, взглядом указывая Сигурду на Эскиля, который едва ли не засунул бороду в ухо Гуторма; на лице Ин-Хальти застыла мрачная гримаса – похуже, чем у Овега Греттира.

– Возможно, так и есть, Солмунд, но теперь они знают, кто такой Сигурд, – сказал Улаф, – а это дорогого стоит. – Он сделал большой глоток паршивого эля, нахмурился и потер ладонью лоб. – И все же я не думаю, что здесь мы отыщем много новых рук для наших весел.

– Рук для весел? – Усмешка Солмунда получилась такой же кислой, как эль. – У нас даже корабля нет.

– Ну, это уже другое дело, – ответил Улаф, утопив последние слова в своей чаше. – В любом случае, они не воины. Им нравится тихая жизнь, а развлекаются они, время от времени глядя на кровь, льющуюся у рунного камня Гуторма. Нам они не нужны.

В зале царило мрачное настроение. Мужчины и женщины разговаривали тихими голосами и много пили. Возле очага, где Хагал за прошедшие годы поведал благодарным слушателям множество саг, на деревянном табурете сидел старик и играл на костяной дудочке, а его древний друг пел песню голосом, изношенным, как старый башмак. В ней рассказывалось о рыбаке, заплывшем в подводное конунгевство Ран, чтобы украсть браслет для жены. Однако рыбак влюбился в Мать Волн и утонул в ее объятиях. Улаф считал, что ему некого винить, кроме самого себя, и сказал старику, что его песня не улучшает настроение, но тот запел о мальчике, который стал изгнанником и умер плохой смертью, давая гостю пронять, что его мнение ему не интересно.

– Доброе имя подобно хорошему мечу, – сказал Хагал, – или саге, если уж на то пошло. Их невозможно создать за один вечер. Для этого требуется время. История Сигурда, провисевшего много дней на ясене…

– На ясене? Это была ольха, – возразил Локер.

Хагал покачал головой.

– Теперь это могучий ясень, Локер, как тот, на котором ради обретения мудрости девять дней висел Одноглазый Один. Так будет в моей саге, где я расскажу о схватке Сигурда с великаном у Камня Плача…

– С великаном? – переспросил Улаф.

Хагал поднял руку, отметая все возражения.

– Полагаю, так звучит лучше, чем сага о Сигурде, победившем какого-то коротышку, – заявил он, и остальные с одобрительным ворчанием закивали головами. – Истории о нем будут прыгать от одного уха к другому, точно блохи по меховой постели, а слава его будет расти, словно корни Иггдрасиля. – На бородатом лице скальда появилась широкая улыбка. – И это уже началось.

У Сигурда не оставалось никаких сомнений в этом – ведь он видел, как Песнь Ворона вился среди гостей Гуторма, словно дым из очага, пил с ними эль и вливал пряный мед легенды о Сигурде в их уши.

– У нас не появилось новых друзей, но мы добыли много серебра, – сказал Свейн, который не видел или не хотел видеть, что две эти вещи неразрывно связаны между собой, как звенья цепи на шее молодого убийцы, сидевшего в углу медового зала Гуторма.

– Да, и это серебро заработал ты, парень, – сказал Улаф, поднимая кубок в честь Сигурда, ответившего ему тем же, и радовавшегося, что он сидит на грубо оструганных досках скамьи и пьет козий бульон, который возвращает силы. – Но в следующий раз врежь ногой по краю щита сына шлюхи в самом начале, а не жди, пока утонешь в собственном поту.

– Все это было частью плана, дядя, – сказал Сигурд.

– Не сомневаюсь, – ответил Улаф, приподняв бровь.

– Сигурд так все устроил, чтобы ни у кого не появился повод вздернуть Гуторма за яйца, – вмешался Гендил, ударяя своей чашей о чашу Сигурда.

– И хотя Гуторм все еще благодарен нам и готов разделить с нами свою пищу и эль, я все равно ему не доверяю, – заявил Аслак. – Разве можем мы быть уверены, что он не послал своего человека в Хиндеру, дабы сообщить ярлу Рандверу, что мы находимся в его медовом зале? Или прямо к конунгу в Авальдснес? – Он указал на чаши, над которыми поднимался пар, и лежавшие на столе куски хлеба. – Может быть, он выложил угощение только для того, чтобы задержать нас до появления наших врагов?

– Да, мы можем стать мухами в паутине, – согласился Локер.

– Нет сомнений, что Гуторм отлично чует запах серебра и станет богатым, как ярл, сдав нас Рандверу или конунгу Горму.

– Может быть, именно об этом они сейчас и беседуют, – заметил Асгот, кивая в сторону Гуторма и Хромого и потягивая из ложки бульон. – Похоже, они снова стали друзьями.

– Мы уйдем утром, – сказал Сигурд.

Улаф кивнул, показывая, что сейчас было бы не слишком разумно покинуть дом Гуторма и тем самым выказать неуважение к его гостеприимству. Пусть даже они не могут полностью ему доверять, а эль больше напоминает лошадиную мочу.

– Я бы поговорил с Гутормом, чтобы узнать, не известно ли ему о других карлах в Ругаланне и Рифилке, или даже к востоку от Неденес-Амт, которые предпочли бы видеть ярла Рандвера мертвым. – Он оглядел друзей, стараясь не морщиться от вкуса отвратительного эля Гуторма и жалея, что они прикончили накануне более достойный напиток. – И вам всем следовало бы побеседовать с людьми в зале, а не держаться вместе, подобно женщинам вокруг прялки.

Слухи ходили самые разные, но они понимали, что лучше потратить время на полезные разговоры, чем вести себя как слишком застенчивые или гордые мальчишки, не желающие присоединиться к веселой компании.

– Я вижу девушку; она явно из тех, кто знает много интересного, – сказал Гендил, улыбаясь хорошенькой девушке с длинными волнистыми волосами.

Ко всеобщему удивлению, она улыбнулась в ответ.

– А если и нет, ее дружок наверняка сможет многое рассказать нам, – добавил Локер, хлопнув Гендила по спине, когда они опустошили свои чаши и поднялись со скамьи.

Через несколько мгновений Сигурд и Асгот остались вдвоем; Солмунд заснул с широко разинутым ртом, опираясь головой о старый гобелен, висевший на стене у него за спиной.

– Что ты думаешь, Асгот? – спросил Сигурд.

Годи поднял чашу, оглядел зал и допил остатки бульона.

– Если б мне пришлось сидеть рядом с этими овцами, они обмочились бы.

И тут он был прав. Как только местные жители узнали, что Асгот – тот самый годи, который изменил форму, чтобы не утонуть в Авальдснесе, они стали смотреть на него, точно домашний скот на рыщущего вокруг волка – пялились широко раскрытыми глазами, но стоило ему повернуть голову в их сторону, как тут же отводили взгляды.