Я помнил. В 1572 году французская принцесса Маргарита Валуа из политических соображений была выдана замуж за Генриха Бурбона, принца крови, в то время – короля Наварры. В 1589 году родной брат Маргариты, французский король Генрих III, на смертном одре официально признал Генриха Наваррского своим наследником, который отныне стал королем Франции Генрихом IV. Однако ни за предыдущие семнадцать лет брака, ни за следующие десять королева Марго так и не смогла родить мужу наследника. В 1599 году, заплатив немалые отступные, Генрих IV добился в Ватикане аннулирования своего брака с бездетной королевой. Менее чем через полгода король согласился подписать брачный договор с дочерью одного из самых богатых людей Европы, великого герцога Тосканского Франческо Медичи.

– А теперь сказка, – поняв, что я все прекрасно помню, кивнула луна с лицом Гвидо. – В ту пору Марии Медичи было уже двадцать пять, и ее дядюшка Фердинандо перед отъездом племянницы в Париж напутствовал ее такими словами: «Мария, вы собираетесь выйти замуж за короля, расторгшего брак с первой женой из-за того, что у нее не было детей. У вас есть две недели пути и несколько красавцев в вашей свите. Устройте все так, чтобы, прибыв в Лувр, быть уверенной, что развода не последует». Говорят, Мария Медичи в точности исполнила совет дяди.

– Но это невозможно! До меня доходили слухи о ее добрачном романе с Вирджинио Орсини, но я считал их глупой клеветой!

– Надеюсь, ее последующий роман с Кончино Кончини ты не отнесешь к клевете и слухам? – расхохотался Гвидо. – Они оба, Орсини и Кончини, плыли с ней на корабле из Флоренции в Марсель, они оба сопровождали ее до Лиона, где она впервые увидала своего мужа… Впрочем, мало ли каких сказок могут напридумывать испанцы и тосканцы? Не стоит верить всему подряд, старина.

– Но вкус крови говорит об обратном! – возразил я не столько Гвидо, сколько самому себе. – Значит, Людовик – сын Марии от итальянца Орсини… Тысяча чертей! Знает ли он сам об этом? Догадывается ли? Верит ли в такую сказку?

– Что бы ни говорили о нашем короле – он все же умен. А стало быть, не может не догадываться.

– Бедный мальчик! – против воли воскликнул я. Уж не знаю, почему во мне вдруг взыграло нечто человеческое.

– Он куда более несчастен, чем тебе сейчас кажется, – хмуро пробормотал Гвидо. – Скорее всего именно от осознания своего происхождения он не торопится произвести на свет наследника. И хуже того: он бы наверняка отрекся от престола в пользу своего брата Гастона и ушел в монастырь, если бы был хоть сколько-нибудь уверен, что кровь Генриха Бурбона течет в жилах Месье.

– Как, и Месье тоже?! – вскричал я.

– Никто этого не может знать наверняка, кроме королевы-матери. Впрочем, ты можешь испробовать уже проверенный способ, – хохотнул маг. – Укуси Гастона – и тебе откроются все тайны!

Я оторопело потряс головой. Тьма, ласкающая меня в эту минуту, отпрянула, разлетелась рваными клочьями. Разговор с далеким Гвидо прервался. Я остался один.

Тонкое пение по-летнему ясной луны лилось в окно, где-то за стеной приглушенно переговаривались свечи, а я сидел без движения, ссутулившись и глядя перед собой ничего не видящими глазами.

Мысль о том, что Людовик занимает трон не по праву, что у французской короны в данный момент может и не быть ни одного прямого наследника, отчего-то окатывала меня холодом. Холодом, а значит – болью.

Мария Медичи, похотливая и расчетливая дрянь, добралась до власти тем единственным способом, который только и доступен женщине: родила ребенка (а может, и не одного) от любовника (а может, и от разных), а затем избавилась от августейшего супруга, истинного французского короля, Генриха Великого. Семь лет регентства, семь лет безраздельного правления государством – стоили ли они того позора, на который она обрекла своих детей и Францию? Пусть Гвидо называет эту историю сказкой – но ведь кто-то в Испании и в Италии верит в эту сказку? А значит – тайком или открыто смеется над страной, которой правит ненастоящий король, не носящий в себе ни капли крови Капетингов…

Я, будто ошпаренный «жженым вином», вскочил со стула, который тут же опрокинулся с грохотом, отдавшимся в моих зубах и ребрах. Тысяча чертей! Уж не этот ли пример «банкирши» имела в виду Анна Австрийская?!

Глоток из золотой чащи, сделанный мною час назад, убедил меня, что в крови Людовика не было яда. Стало быть, Анна не травила мужа, не обрекала его на медленную смерть, не пыталась убить. Но если она не собиралась по примеру королевы-матери избавиться от супруга, то…

Проклятье! Отчаявшись дождаться супружеских ласк и новой беременности, видя, как Людовик постепенно угасает и не сегодня завтра умрет в своей постели, но при этом не желая упустить в связи с его кончиной власть, она вполне могла дать согласие на предлагаемый мадам де Шеврез адюльтер! Вот чего так боялся Ришелье, вот почему он не хотел давать ни малейшего шанса белокурой бестии впутать королеву в непристойную авантюру! Раз уж Мария Медичи осознанно родила от любовника сына, который ныне правит Францией, что мешает проделать то же самое Анне?

Это означало, что Анна Австрийская и Мари де Роган, герцогиня де Шеврез, наверняка знают о давней измене королевы-матери и о происхождении Людовика. Они верят в сказку, которую только что поведал мне Гвидо, и собираются использовать ее как рекомендацию. И на пути к осуществлению задуманного ими сейчас стоит только один человек – Арман дю Плесси, кардинал Ришелье.

За следующие дни произошло несколько существенных событий, которые предсказуемо изменили расстановку сил.

Во-первых, король Людовик XIII наутро после ночевки в Компьене объявил о своем решении вернуться в Фонтенбло. Де Бреку не представлял, что именно послужило основной причиной поспешного отъезда – возможно, свою роль сыграло оставленное на столе сообщение барона, якобы записанное со слов Ришелье. Как бы то ни было, эскорт покинули и мушкетеры, и большинство приближенных короля – глаза и уши, которые в противном случае могли бы осложнить барону де Бреку выполнение указаний Армана.

Во-вторых, вечером того же дня в Монтдидье произошла торжественная встреча с кортежами двух королев, а стало быть – и встреча Анны Австрийской с герцогом Бэкингемом. И пусть прошла она в присутствии большого количества придворных, от де Бреку не укрылось, какими взглядами одаривают друг друга эти двое. «Вожделение савояра» продолжало действовать на англичанина, заклятие не сумели обнаружить и снять приглядывающие за Бэкингемом Иные, и барон в очередной раз восхитился тонкой работой Лепорелло. Первый министр и первый дамский угодник Англии по-прежнему сходил с ума от страсти к королеве, но что еще важнее – ответные взгляды Анны теперь тоже становились менее скромными. Было похоже, что на нее все-таки произвел впечатление этот дворянин из Альбиона, а столь откровенное обожание с его стороны заставило всерьез задуматься о кандидатуре Бэкингема в том деле, о котором Анна вела речь в переписке со своей подружкой. Кого бы ни рассматривала мадам де Шеврез на роль любовника королевы, внезапно возникший вариант перекрывал все самые смелые мечты. И пусть Мари де Роган была приписана к свите принцессы Генриетты и не могла много времени проводить с Анной, де Бреку не сомневался, что в нужный момент она невольно посодействует в том, чтобы устроить тайное свидание королевы и герцога.