Постепенно Влад перестал вмешиваться в хозяйские дела в поместье, отдав на откуп ведения всех дел Оливии, тем более у него появилась первостепенная задача.

Участились набеги на деревни в его княжестве, особенно в это время, когда собирался урожай.

Нетрудно было догадаться, что разбойники таким образом пополняли свои закрома, выметая чужие и не оставляя там ни зёрнышка.

А сопротивляющихся селян убивали или калечили. Доставалось и женской половине. Никого они не обделяли «своим вниманием».

И как результат такого «внимания», вскоре посыпались просьбы защитить их от нападения разбойников.

Князь сам объезжал такие деревни, выяснял всё и помогал людям, но защитить всех он не мог, слишком немногочисленный отряд у него был.

Он же никогда не думал, что набеги приобретут такую интенсивность.

И пришлось нанимать ещё воинов, но всё равно они не успевали с помощью. Слишком были разбросаны деревни по всей территории: пока доскачут до деревни, ‒ разбойников и след простыл.

Везде хозяйничали варяги, так прозвал их простой люд, и помощи ждать было не от кого.

Вскоре в город стали приезжать подводы с людьми, которые, устав ждать защиты и устав от грабежей, покидали свои места.

И встал вопрос с их размещением и питанием. Многих он отправлял в дальние и спокойные деревни пока жить до лучших времён, а там кто знает, ‒ захотят ли вернуться они назад или останутся на новом месте. Тем более страда деревенская была в полном разгаре и от лишних рук никто не отказывался.

Влад подолгу сидел в своем кабинете, принимая донесения и решая военные дела, которые с каждым месяцем становились безрадостными.

Оливия тоже была в курсе всех дел и, посматривая на карту, висящую в кабинете, видела, что постепенно их край втягивается в изнурительную войну — « войну на выживание.»

Её муж при любом набеге, несмотря на здоровье, уезжал в разрушенные деревни, выявляя объём разрушения и потерь. После таких поездок он возвращался мрачным и больным, отлёживаясь и восстанавливаясь. Но как только приходили тревожные вести, она опять поднимался и уезжал.

Оливия наблюдала, что здоровье его медленно ухудшалось с каждым днём. И сколько бы она его не уговаривала подумать о своём здоровье, он нежно обнимал и говорил, что он в ответе за людей, а сейчас им нужна больше моральная поддержка:

—Они должны видеть, что их беды Князю не безразличны и могут надеяться на помощь.

И в один из осенних дней его привезли на руках. В пути, промокнув до нитки, он сильно простудился. По его хрипам и тяжелому дыханию Оливия предположила, что у него воспаление лёгких.

Никакие лекарства лекаря и травы не смогли снять начинающийся жар, и через неделю его не стало.

Так она и дети потеряли человека, который за два года стал для них родным, предложивший помощь, защиту и дом. И она опять почувствовала себя одинокой и потерянной.

25

Прошло два дня после похорон, когда Оливия сидела в его кабинете, где витал ещё его запах, и где всё напоминало о нём. Нетронутые бумаги аккуратно лежали стопочкой на столе, ручка рядом с ней, и даже лёгкий налёт пыли на нем, говорили об отсутствии хозяина этого кабинета.

—Вот и ты остался сиротой, — тихо проговорила она, оглядывая и задерживая свой взгляд на каждой детали в комнате.

И подумала с горечью, что ей в жизни довелось быть соломенной женой и не познать мужчину, который был вроде рядом, но своё обещание он выполнял.

Но близость он компенсировал добротой и всепоглощающим вниманием к ней и детям.

Его глаза всегда смотрели с нежностью и с отражением в них любви.

И теперь она никогда не услышит его бархатистый голос: иногда со смешинкой, иногда с одобрением, от которого на душе становилось тепло и уютно. Понимая, что она всегда сможет прийти и найти поддержку у него.

Оливия обняла себя руками, ощущая его незримые дружеские объятия.

Он для неё был больше отцом, чем мужем. И она корила себя за неуверенность и потери мгновений от невысказанного чувства, которое зарождалось у неё в груди. Она не думала, что им так мало будет отведено времени. И приступ тоски наполнил её сердце, а в глазах заблестели слёзы.

И, сидя в его кресле, она остро почувствовала потерю родного человека, без которого ей придется дальше жить. И опять вставал вопрос: что же будет дальше? И что делать?

От нерадостных мыслей её оторвал стук и в кабинет вошёл Петр.

—Опять нападение. Прискакал парнишка, — и выжидающе посмотрел на неё.

—Ты знаешь, что делать. После твоего возвращения нужно поговорить, — и он встретился с пристальным и внимательным взглядом, как бы изучая его.

Он кивнул и вышел, а Оливия медленно поднялась и подошла к окну. Её взгляд устремился в небо, где бархатистые облака медленно плыли, как кораблики, подгоняемые ветром. Слышались голоса людей. В воздухе витал цветочный аромат от цветов, посаженных садовником и который сейчас рыхлил и обрезал их. Пробежала служанка быстрой походкой, и она поняла, что жизнь продолжается, —пусть немного по-другому. Боль притупится, и найдутся новые силы для дальнейшего жизненного пути.

Самообладание вернулось к ней, и она подняла подбородок.

—Ещё повоюем, родной! — прошептала она, понимая, что в душе уже зреет решение.

Вскоре она держала в руках иголки, которые попросила принести в кабинет.

На кончиках иголок она сделала маленькие бумажные шарики, смочив их в воде, и получила английские булавки в авторском исполнении.

Подойдя к карте, она утыкала ими все деревни, где побывали враги, оставляя голод и отчаяние.

И вышла безрадостная картина, — разбойники всё глубже продвигались внутрь княжества.

И самое главное, она не знала всей картины разрастающегося бедствия в государстве.

Разбойники не захватывали пока их территории, — они просто грабили, оставляя людей без хлеба. Убивали, насиловали и просто уходили назад.

Она знала, что многие княжества сталкиваются с таким методом войны или разбоя, которому она так и не смогла подобрать правильное слово.

Но, глядя на карту, где их территория граничила с тремя княжествами, видела, что они находятся в полукольце, а значит, что разбойники себя чувствуют вольготно на тех землях.

И можно сразу догадаться, что эти князья поддерживают их, давая им приют, а пропитание они нахальным образом отбирают у них.

—Не варяги вы, а татаро-монгольская тирания! — рассердилась она.

Она знала, что после смерти Князя его место должен занять