Всю силу я вложил в апперкот, но он лишь скользнул Ландвику по уху. Этот гад умел уворачиваться и парировать удары, но он опустил правую руку, и я двинул что было сил. Левый кулак саданул ему в ребра.

Ландвик сморщился; было видно, что этот удар попал в цель. Где-то на заднем плане заполошно лаяла Вира, беснуясь на крыльце, но не в силах влезть в эту бучу. Еще один удар с правой пришелся Ландвику в челюсть… Но неожиданно он бросил меня и кинулся в столовую, к Киппи.

Меня как-то пренебрежительно бросили – исключили из школьной команды, – но вскоре я обнаружил, что почти не могу двигаться.

Меня будто коротнуло.

Глава 65

Неприметный применил классическую обманную тактику: отпрянув назад, выронил сковороду и вызвал у Мейсона Райда иллюзию преимущества, вовлекая его, заставляя подбираться все ближе, пока Райд не облепил его, как афиша тумбу. В глазах более молодого Собачника читалась злая уверенность. Все-таки он был выше и тяжелее, а где недоставало точности, Райд добирал силой.

Увернувшись от нескольких ударов и больно получив по ребрам, Неприметный изловчился вытащить из кармана нож. И вот, как заправский хирург, каким он, возможно, мог бы стать, вогнал его Райду в живот, чуть ниже пупка; в глазах Человека-Собаки что-то дрогнуло. Неприметный обошел его, как какого-нибудь неуклюжего старика на углу людной улицы.

Нож он оставил торчать в брюшине Человека-Собаки. За ним вернется позже – если еще останется к чему возвращаться, – а пока ему предстояло умертвить сучку-копа. К сожалению, для забавы времени не оставалось, так как она уже оправилась от падения, и хотя рука у нее была обагрена, а пара пальцев торчала под несуразным углом, эта дрянь норовила схватить пистолет.

Глава 66

Я, как краб, попятился в столовую, с трудом соображая, что, черт возьми, происходит. Почему тело меня не слушается? Если меня вырубили, то почему я не лежу на полу? Взгляд поплыл вниз, и я увидел зверского вида рукоять зверского на вид ножа, торчащего у меня из живота. Я был оглушен, растерян и не имел ни малейшего понятия, как это произошло и что он там делает… И почему у меня по ногам стекает на пол кровь.

Киппи снова завладела пистолетом, хотя это было непросто: ее левая рука побагровела, а два пальца были уродливо скрючены. Она поднималась, но на нее надвигался Ландвик.

Слышно было, как Вира – теперь каким-то образом на задней террасе – бросается вне себя на раздвижную стеклянную дверь. Должно быть, она металась вокруг дома, взлетела по деревянным ступеням и теперь пыталась вломиться. Внезапно наши роли поменялись; команды теперь отдавала Вира.

Пускай я едва мог вспомнить свое имя, но зато свою золотую слышал громко и ясно:

«Дай… Мне… Пусти… Пусти меня…»

Спотыкаясь, я пробирался к ней, стукнувшись плечом о дверной косяк; метания Виры воспринимались так, словно она находилась от меня за мили, а не в паре шагов. Я отодвинул щеколду и толкнул дверь. Та не подалась ни на дюйм. Оказывается, внизу был шпингалет – как у моих родителей, – уходящий в порожек пола (у меня его замещала отпиленная клюшка). Можно запросто открывать и закрывать дверь нажатием ступни. Чертовски просто для тех, кто в порядке, но для меня сейчас это было все равно что штурмовать в непогоду Эверест.

На резиновых ногах я шагнул вперед и попробовал подсунуть носок ботинка. Защелка открылась, но ноги подкосились, и я начал падать. Обеими руками ухватился за ручку и в падении за счет своего веса сумел-таки отодвинуть тяжелую стеклянную дверь.

Упав на колени, я тяжело перевалился на задницу и теперь видел, как Киппи сражается с Ландвиком – вплотную, ожесточенно, пуская в ход локти и голову, – но по силе она уступала. Левой рукой я схватился за сеточную дверь, пытаясь ее открыть, но уже не получилось. Силы иссякли, и кулак бессильно разжался. Между нами оставалась сеточная дверь немногим толще бумаги и с непредсказуемыми последствиями. Вира всем своим телом ударилась о сетку, потом еще и еще раз. В сетке образовалась вмятина, а снизу она сантиметров на десять оторвалась – видимо, Вира пускала в ход зубы. В следующую секунду моя золотая находчица, чуть сдав к перилам, пружиной метнулась вперед.

Я повернулся к Киппи. Ландвик выдирал из ее сломанных пальцев пистолет, разворачивая ствол ей в лицо. Она, как могла, удерживала маньяка за запястье, но дело было безнадежное. «Детский Глок» находился в считаных дюймах от ее лица и неуклонно приближался.

И тут сетка с треском лопнула: в дом ворвалась Вира. Вихрем пронесшись через столовую, она повисла на руке с пистолетом, безжалостно теребя ее. Ретривер обратился в полноценного питбуля – под тридцать килограммов исступленных клыков и мышц; воистину кусачий смерч.

Справиться с таким было нереально.

«Глок» снова шлепнулся на пол, и его подхватила Киппи. Ландвик кое-как сумел стряхнуть с себя Виру; из его руки хлестала кровь. Отпихнув собаку, он увидел, что оружие снова в руках у копа, и, крутнувшись, ринулся к прорванной сеточной двери.

С наседающей сзади Вирой Ландвик перемахнул через перила террасы и, спрыгнув с высоты трех метров, помчался через двор к углу своих владений, откуда змеилась его рукотворная тропа смерти.

Вира соскочила по ступеням лестницы, преследуя его по пятам.

Я начал было проседать, но снова встрепенулся, когда Киппи вслед за Ландвиком выскочила через экран и остановилась у перил, целясь одной правой рукой поверх раненого предплечья.

– Вира! – пронзительно крикнула она.

Повернув голову вбок, сквозь балконные планки я видел, как моя золотая девчонка замерла, будто вкопанная. Через долю секунды Киппи выстрелила, затем еще и еще. Неизвестно, пришелся ли какой-то выстрел в Бернта Ландвика, но на расстоянии вроде как пыхнул туманно-розовый всполох. Ландвик запнулся, но продолжил бежать – вероятно, все же задело.

Вира снова принялась наседать ему на пятки… лаяла и кусала, кусала и лаяла.

Я сморгнул; рядом была Киппи. Она смотрела на меня с искренними, теплыми слезами на глазах. «Не уходи, останься», – твердил этот взгляд. Снова моргнув, я увидел обеспокоенных Хэнсона и Марра, а еще – команду парамедиков с их причиндалами.

А потом все потемнело.

Глава 67

Неприметный судорожно продирался сквозь колючие заросли, по спутанной траве и слякоти, иногда перескакивая с листа на лист фанеры, но в основном просто не разбирая дороги.

Одну за другой