Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, моральный урон тоже нужно учитывать, — согласился майор. — Что имеем по нашей части?
Он пожертвовал из своей ценной папки листок с каким-то рукописным списком — на чистой стороне набросали план «жилой» части аэродрома и схему постов. Женька отметил на плане три «своих» зенитки, предположительный подъезд к ГСМ и сел в сторонке. Самочувствие было так себе — ощутимо мутило и хотелось лечь. Рядом присела Шведова, подсунула пузырек:
— Нюхни.
Женька дохнул нашатырной гадости, замотал головой:
— Убери его к черту!
Командиры, колдующие над планом, обернулись:
— Евгений, чего орем?
— Контузило лейтенанта слегка, — объяснила Шведова.
— Дома отдохнет. Трофимов, готовь радиограмму на вызов второго отделения концерта. И поработаем, наконец…
Дали полежать. Женька вяло наблюдал дискуссию — старшина не хотела отдавать винтовку. Попутный удивлялся:
— Нет, откуда такие мелкособственнические инстинкты? Ты сознательная комсомолка, Шведова, а вовсе даже не снайпер. Нет, ты в это стеклышко вообще когда-нибудь смотрела? Нет? А я с детства рогатками увлекался. Возьми автомат и успокойся. И вот план изучи внимательно. Вы в резервной группе прикрытия, должны соображать…
Женька прикрыл глаза. Голова слегка кружилась. Опять идти. Фу, паршиво как…
Свернули рацию.
— Не спать, комары зажрут, — призвал майор.
Женька принялся подниматься. Марина сидела, завороженно в бумажку уставясь. Не в план операции, а строчки на обороте.
— Эй, Марина Дмитриевна, такие документы традиционно по прочтении полагается съесть. Или хотя бы сжечь, — ухмылялся Попутный.
Старшина машинально протянула ему листок, и майор чиркнул спичкой:
— Служебная информация, товарищ Шведова. Не шибко секретная, но служебная. Лучше забудьте. Если получится.
Марина кивнула и повесила на шею автомат.
Двинулись. Время поджимало — через час вернутся самолеты. Ночь белая, авиационная…
23–24 июня
Олонецкое направление
К 2 часам ночи наши танки с десантом прорываются в Филипповскую и Попово. Удается пробиться в северную часть Карельской. Перехвачена дорога Карельская — Самбатукса. Форсирована река Янгера. Финны яростно контратакуют. К 18 часам наши САУ и пехота, пройдя минные поля, готовятся атаковать Самбатуксу. Попытка фронтальной атаки с ходу не удалась. От контратак наши части несут тяжелые потери.
Тулоксинский плацдарм. Обстановка стабилизировалась. Атаки финнов, пусть и ожесточенные, успеха не имели. Канонерки, поддерживая десантные подразделения, подходили ближе к берегу, и огонь их артиллерии был действенен. Авиация работала усердно, порой даже чересчур — в первый день штурмовики несколько раз атаковали собственный передний край и даже обстреляли свой корабль.
За сутки было сделано 347 самолето-вылетов.
В течение дня было принято решение о дополнительной высадке на плацдарм 3-й морской стрелковой бригады. 70-я бригада нуждалась в поддержке — давление отходящих с юга и перебрасываемых с севера сил противника нарастало. Но прогноз погоды был неутешительным: ожидался шторм, низкая облачность, дождь.
Лес (1,5 км южнее деревни Нурмолицы)
22.17
Штурмовать аэродром силами одного профессионала, усиленного кабинетным шпионом и четверкой иных «ремб», задача неординарная, и если честно, обреченная на неудачу. Но штурмовать, жечь и взрывать, задача не ставилась. Задача — изъять человека. Знающего и нужного. Еще лучше двух. Тут уже есть некоторые шансы…
Мысль была, конечно, утешительная, но не бодрящая. Мутило рядового Землякова. Не очень сильно, но изматывающе.
Шведова и Леха вновь оставались в тыловой группе связи и контроля. С категорическим указанием в возню не вмешиваться, по окончании мероприятия дать радиограмму. В случае успеха радировать «007», в противоположном — «200».
— Раз всем все ясно, разбегаемся по шухерам, — объявил Попутный. — Но! Как старший по званию и вообще человек пожилой и опытный, вижу повод сказать пару громких слов. Поскольку политически безграмотен и беспартиен, слова будут личные и глубоко безыдейные. Начнем по старшинству. Валера, я тебя искренне прошу не зарываться. Поумерь свою удаль балтийскую. За тобой взвода спецназеров нет, мы все немножко иначе привыкли работать.
— Помню, — Коваленко изнывал, стараясь ни на кого не смотреть.
Мучается морпех, оно и понятно, не привык с практически гражданской командой работать.
— Евгений, на первом этапе, помни, что дома тебя ждет очаровательная рыжая особа и лбом пули не лови. На втором этапе вдохновись идеей, что некоторые лингвистические упражнения доходчивее, если тесно связаны с тактильным воздействием.
— Понял. Переживу, не первый раз.
Старшину Попутный почему-то обошел, сразу обратившись к Лешке.
— Из достоверных источников, естественно, не подлежащих разглашению, известно, что некий комбриг ни в чем предосудительном, вроде японского шпионства или вредительской попытки опалить усы товарищу Буденному, не обвинялся и не обвиняется. Советская власть к нему и его семье претензий не имеет. Вот куда они делись, понятия не имею. Извини, бывает и так.
— И за это спасибо, — пробормотал Трофимов.
Попутный благосклонно кивнул и повернулся к Торчку.
— Чем тебя ободрить, Захариевич, даже не знаю. О том, что Он терпел и нам велел, ты, полагаю, слышал?
— Та я неверующий, — пробурчал Торчок. — Стихийно разочарованный.
— Ну, никогда не поздно зачароваться обратно. В Москве храм Христа Спасителя был, слыхал?
— Отож, що взорвали?
— Он. После войны восстановят. В натуральную величину и с бронзовыми горельефами. Прямехонько на старом месте. На куполах не какая-то позолота банальная, а аж сам нитрид титана.
— Да брось заливать.
— Зуб даю! — торжественно поклялся майор. — Вот кончится война, сначала, конечно, заводы, электростанции и иное сугубо мирское восстановят. Потом за духовное возьмутся. Театры, клубы, центры офисного труда и досуга, иные культовые сооружения, включая монастыри, соборы и городские мечети. Восстановят и перевосстановят. Заводам сильно потесниться придется, конечно…
— Врете, — сказала, глядя исподлобья, Шведова.
— А ты доживи да проверь, — неожиданно сдержанно буркнул майор. — Все, уходим.
— Постойте. Ведь врете, ну?! И это вот, что написано было: Маньчжурия, Корея, Куба какая-то, Ангола… — Шведова вцепилась в свой автомат. — Не может этого быть. Зачем нам воевать столько, да еще за границами? Что молчите?