его высочество дофина и только соскочил с коня, дабы поприветствовать новых гостей.

-- Что это?! – принц с удивлением смотрел на нанизанные на тонкие пруты куски мяса, томящиеся над углями.

Над площадкой плыл божественный запах и перебивал его только аромат глинтвейна из греющегося в уголке кувшина. Пышнотелая повариха, торопливо кланяясь высокому гостю, поясняла:

-- Так еённая светлость все и придумала. Так прямо мне и сказала, сколько перца, сколько лука класть. Часть велела простоквашей залить и чесноком, а часть в медово-уксусном соусе делать…Сказывала, заграницей этакое называют – шаш-лак! Эвона как!

Принц несколько пораженно смотрел, как снизу по ступенькам поднимаются гомонящие гости, как вянут шум и разговоры при виде него, и с какой-то странной грустью подумал, что на балах такого веселья не бывает…

-- Рада приветствовать вас, ваше высочество! – герцогиня кланялась, убрав с лица улыбку, и дофин почувствовал неловкость. Хотелось съехать с горки, хотелось взять этот странный шаш-лак и впиться в него зубами.

-- Что за странное развлечение, герцогиня?

-- Почему странное? Летом бывают пикники, ваше величество. А зимой мужчины ездят на охоту, и дамам можно немного развлечься там. Вот я и решила, пусть без охоты, но поужинать на свежем воздухе. Если позволите, то я приглашу и вас.

Неожиданно для себя принц улыбнулся и ответил:

-- Позволю, приглашайте!

Наградой ему была легкая улыбка герцогини и торжественно протянутый ею прут с упоительно благоухающими, дымящимися кусочками шашлыка.

Глава 35

Уезжая, кроме хорошего настроения, дофин получил обещание герцогини написать ему подробный рецепт запеченного над углями мяса.

Ему, конечно, привычнее было видеть, как на огне жарили тушу животного, а потом повар-искусник огромным ножом ловко отрезал сочащиеся жиром порции, а лакеи разносили это гостям. Да, такие туши поливали маринадами и сдабривали пряными травами, но вот этот самый шаш-лак оказался вкуснее и сочнее. Не было подгорелой корки, его не поливали жиром и уксусом. В общем, офицеры личной охраны еще в пути начали намекать его высочеству, что Господь завещал быть добрым и щедрым: каждый из них хотел заполучить копию рецепта.

Неожиданно даже для самого себя дофин развеселился:

-- Дидье, думаю, мне придется нанять дополнительно писцов, кроме Атонио, чтобы сделать копию каждому из вас!

-- А вы, ваше высочество, просто разрешите Антонио сделать список для каждого, кто заплатит. Думаю, – усмехнулся Дидье в свои холеные усы, – ваш писец сможет изрядно озолотиться на таких списках. Я сам, лично, не пожалею пары монет.

***

После пикника, хоть и прерванного появлением дофина, но прошедшего весьма удачно, Анна сидела в маленькой комнатке-кабинете. От порции свежего воздуха, глинтвейна и небольшого обжорства слегка тянуло в сон, но принц, уезжая, передал ей запечатанный сургучом массивный кожаный сверток: личное послание его королевского величества.

Герцогиня чувствовала, что до завтра просто не дотерпит: помрет от любопытства. О чем может писать ей король, которого она видела всего несколько минут в этой жизни? Вряд ли он интересуется ее здоровьем.

Король в этом мире – верховный правитель, вольный в жизни и смерти подданных. «Это, пожалуй, даже немного круче, чем быть президентом», -- усмехнувшись, подумала Анна. Ей было страшновато ломать печать на свертке, но и выбора особенно не было.

Содержание свертка оказалось весьма неоднозначным. Во-первых, был четкий приказ, требующий переезда герцогини Ангуленской вместе со своим двором и штатом прислуги в Парижель.

Самой герцогине было предъявлено условие: «…не позднее месяца, следующего за дженуарием, доложить в канцелярию дворца о прибытии. Вы получите приказ о дате аудиенции…»

Приписка гласила, что к ней для охраны в путешествии будет выслан отряд гвардейцев, и у капитана будет маршрут следования.

Подпись короля и малая печать, все как положено. Непонятно, зачем его величеству понадобилась герцогиня на аудиенции, но ехать придется – это стало понятно мгновенно.

Второй документ был еще необычнее. Это оказался довольно тугой сверток пергаментов, содержащих полный список некоего пригородного поместья, полученного герцогиней Анной Ангуленской «… в полную и безраздельную собственность…» лично от короля.

Похоже, что его величество собирался требовать проживания герцогини в пригороде Парижеля. Зачем?! Встревоженная Анна перебирала пергаменты с описанием строений и посадок в поместье. Был даже небольшой рисунок в технике гравюры.

Подарок, это, конечно, прекрасно, но…

Большой дом, не меньше двадцати окон по фасаду, бальный зал с окнами в пол, три этажа и даже пара симметричных островерхих башенок. К нему вела широкая подъездная аллея. Вот на ней и стоял художник, когда рисовал.

Судя по дополнительным спискам, есть хозяйственные постройки: конюшня, отдельный большой погреб, даже коровник и птичник на границе огромного сада и приписанного к усадьбе огорода.

Да и сам сад поражал воображение размерами. В переписи значилось более ста различных плодовых деревьев, розы-пионы-гортензии и еще куча неизвестных Анне названий цветов. Одних только клумб и рабаток было записано почти по тридцать штук, у каждой такой строчки указаны размеры.

Пруд, мраморные и бронзовые статуи общим количеством семнадцать штук. И два фонтана - большой и малый. Какой-то инвентарь, и какая-то оранжерея, и теплица, и еще что-то…

Более подробного описания невозможно было придумать.

Анна, резко перехотевшая спать, перебирала листы пергамента, совершенно не понимая: что со всем этим делать? Зачем, а главное, за что, ей такой подарок?! Утреннее совещание с мадам Берк кое-что прояснило:

-- Понятно одно, ваша светлость. Король требует поменять место жительства, и вы не можете возражать.

-- А мой муж… Он знает об этом?

Фрейлина неопределенно пожала плечами и спросила:

-- Он хоть раз писал вам сюда? Сам, лично.

Анна