Конечно, в свое время мадам Ленуар говорила, что девочка прекрасно разбирается в бумагах. Но слышать – одно, а видеть самой – совсем другое.

Именно Фелиция и заметила весьма существенную нестыковку.

-- … и вот тут, ваша светлость… Смотрите, – тоненький пальчик Фелиции скользил по списку. – Сюда не внесены виноградники Мерены, Арля и еще два у села Большие ручьи.

-- Ты уверена?

-- Точно-точно, ваша светлость! Большие ручьи арендует мама и Мерену тоже, а Арль в аренде у месье Ружена. И еще должны быть бумаги от арендаторов, что налог уплачен и получен мадам Трюффе. Они еще месяц назад должны быть собраны.

Анна отправила к мадам Трюффе солдата еще раз, с требованием предоставить отчет по виноградникам Арля и остальным, а также расписки арендаторов. Вся эта возня заняла почти две недели, и привычные четверги являлись единственной отдушиной.

Визит мадам Трюффе Анна отложила и вызвала экономку к себе только тогда, когда четко разобралась в делах.

-- Передайте мадам, капитан Ингер, что я приму ее после утренней молитвы.

Может, пожелание и было несколько мелочным, но эта маленькая «месть» заставит мадам подняться ни свет ни заря, чтобы успеть к назначенному времени. А предлагать ли ей завтрак Анна решит уже после беседы.

Мадам прибыла вовремя, и от ее былого величия не осталось и следа. Экономка рыдала и жаловалась на зависимое положение. И, в общем-то, герцогиня уже была готова к жалобам: по отчету было заметно, что из денежных средств исчезла очень большая сумма. Нигде в бумагах не было упоминания о том, куда она делась. И сейчас мадам Трюффе пыталась убедить герцогиню, что пропажа -- не её вина.

-- Клянусь, ваша светлость! Это она назначила меня на этот пост и потребовала половину доходов! Я же не могла ей противиться! Кто я и кто она! Но герцог сам позволил мне забирать все, что останется после расходов! Клянусь, он именно так и сказал!

В данном случае «она» являлась собственной свекровью Анны, вдовствующей графиней Аржентальской. Его высочество лично приказал мадам Трюффе вернуть все деньги до последнего экю: «И пусть герцогиня сама выплатит вам за услуги ту сумму, которую сочтет нужным. А ей вы отправите все бумаги по землям и полный отчет о потраченных суммах.».

Сделать этого мадам Трюффе не могла по вполне понятным причинам, но сильно понадеялась, что от души помучившись с кучей бумаг, герцогиня вернет их, удовлетворившись деньгами, и все пойдет по старому. Именно в этом она хотела убедится, когда просила о встрече. Ну и намекнуть, что ей положена оплата за работу.

То, что визит перенесли, заставило мадам нервничать день ото дня все сильнее и сильнее. К моменту визита клиент, что называется, дозрел. Именно потому мадам Трюффе практически не пробовала запираться, сочтя, что чистосердечное признание поможет избежать наказания.

-- И, разумеется, у вас нет никакой расписки? Или каких-то иных доказательств? Письма графини к вам? Какие-то личные записки или иные распоряжения? Хотя бы свидетель разговора?

-- Ваша светлость, пощадите! – мадам с распухшим лицом упала на колени, молитвенно сложив руки. Сейчас до нее отчетливо дошло, что против ее слова будет слово графини Аржентальской. И кому поверит суд, если герцогиня решит довести до него дело?!

Разговор был не слишком приятный, а главное, выявил необходимость принять некоторые решения. Анна почти не сомневалась в правдивости слов мадам Трюффе.

Стали понятны недовольство и надменность свекрови при единственной встрече. Раньше сын баловал мать, и деньги с этих земель поступали графине полностью.

-- …с самого начала, как король даровал эти земли герцогу Максимилиану, она выклянчила себе эту преференцию… Она так злилась из-за вас! Герцог и не знал, что и как происходит на землях… Понимаете, ваша светлость? Раньше здесь распоряжался покойный управляющий графини Аржентальской… А я только жертва ее коварства, ваша светлость! А потом появились вы, ваша светлость… – мадам Трюффе, прерывисто вздыхая, пила воду мелкими глотками и старалась обелить себя.

После свадьбы герцог решил избавиться от жены малой кровью – спихнуть ее сюда. Таким образом, получается, что появившись на этих землях, Анна лишила вдовствующую графиню серьезной суммы. И мудрая свекровь решила, что даже часть денег лучше, чем совсем ничего. Дама подсуетилась и поставила на место экономки дальнюю родственницу по мужу.

Сейчас Анна судорожно решала, нужно ли поднимать скандал? Обвинять публично графиню? Так нет никаких серьезных доказательств. Но хотя бы меры предосторожности стоит принять.

-- Сейчас я иду завтракать, мадам Трюффе. Вы же отправитесь в комнату, и будете ожидать там приезда патера Доменика. И при нем повторите все, что сказали мне. К моменту его приезда у вас должны быть записано все в точности. В его присутствии вы поклянетесь на Библии, что слова ваши правдивы, и он заверит ваше признание.

-- Ваша светлость, умоляю, не губите!

-- Пока я не собираюсь давать ход этим бумагам, мадам Трюффе. Но и обещать вам ничего не могу. Они останутся у меня. И если я сочту, что это необходимо, я их обнародую.

Деморализованная и рыдающая мадам под охраной капитана была уведена, а Анна весь завтрак размышляла, как лучше сделать: «Если бы не визит принца и его прямой приказ… Скорее всего, этот самый мой муж даже не подозревает, что здесь происходит. Но вот захочет ли он слушать такую информацию о своей матери? Пока что у меня вопросов больше, чем ответов. Остается только надеяться, что дофин или не заедет сюда больше, или не спросит, чем дело кончилось. Врать ему в лицо я не стану, однозначно. Это слишком рискованно. Так что если спросит, получит полный отчет, а потом уже пусть сам решает, что в местном гадюшнике допустимо, а что нет. Но лучше бы не спрашивал. В таких историях неизвестно, кому голову снесут – правым или виноватым.».

Через день мадам Трюффе, все еще утирающая слезы, была отпущена в шато.