министрам правительства с высокомерной снисходительностью. Он вошел в казино Эшторила с золотым значком нацистской партии, приколотым к лацкану смокинга, и все расступились, давая ему пройти. Официантки боролись за его покровительство. Крупье оказали ему уважение, достойное королевской власти.

Никто так не реагировал на Бруно Гейцмана.

Когда он встречался наедине с правительственными чиновниками, которые знали о его истинной личности, унижения, обрушившиеся на него, были еще хуже. Когда рейх был на высоте, португальцы нуждались в нем и боялись его. Теперь, когда он был в руинах, он нуждался в них, чтобы уберечь его от союзных обвинителей, ищущих более известных имен, чтобы выставить напоказ на их проклятом Нюрнбергском процессе. Человек, так привыкший бросать свой вес и злорадствовать над чужим несчастьем, обнаружил, что умоляет людей, которые теперь злорадствовали над ним.

- Мы должны выбраться из этого жалкого захолустья, - бушевал он однажды ночью на Франческу. - Я сойду с ума, если нам придется остаться здесь еще на один день.

- Не все так плохо, - ответила она, пытаясь успокоить его. "Мы ведем хорошую жизнь, и мы должны быть благодарны за то, что вообще живы. Фюрер, Гиммлер, Борман, Гейдрих – все они мертвы. Геринг, Гесс и Шпеер находятся на скамье подсудимых вместе с половиной Высшего командования.

- Это их наблюдательный пункт. У них должно было хватить здравого смысла посмотреть, в какую сторону дует ветер, и соответственно подготовиться.

- Но куда мы пойдем, мой дорогой? В конце концов, куда бы мы ни пошли, нам все равно придется жить так, как мы живем сейчас.

Фон Меербах не ответил. Он знал, что Франческа права, и в свое время накажет ее за это. Но в последующие дни он сосредоточился на этой проблеме. Случилось так, что он сидел в кафе, которое часто посещал, у пристани, когда решение пришло к нему.

Владелец кафе держал подборку иностранных газет. Он знал, что они привлекают многих преуспевающих граждан других европейских стран, которые сменили свои холодные, разоренные войной родины на Португалию, где солнце было теплым, а имущество, слуги и вино были дешевыми. Фон Меербах начал ежедневно пить там кофе с пирожными, чтобы успеть на "Франкфуртер альгемайне цайтунг". Однако совсем недавно он пристрастился к чтению "Таймс".

Ему было приятно узнать, как бедные британцы были окружены строгой экономией и нормированием, в то время как их великая империя рухнула на их глазах. Это был лишь вопрос времени, когда Ганди добьется независимости Индии. Они были предполагаемыми победителями в войне, но едва ли они могли бы пострадать больше, если бы проиграли.

На этот раз внимание "Таймс" переключилось на Южную Африку. Казалось, что существовала реальная перспектива того, что Национальная партия возьмет под контроль национальный парламент на следующих выборах. Это, отметил автор, означало бы победу африканеров среди белого населения над теми, кто считал себя британцами. Потомки буров собирались свергнуть своих англосаксонских хозяев. Кроме того, добавил он, политика апартеида – или разделения черной и белой рас, – которую отстаивали националисты, имела тревожные отголоски расовой программы нацистов. Многие из наиболее видных националистов поддерживали Гитлера во время войны и даже были интернированы как угроза государству. Скоро они, возможно, будут управлять той самой страной, которая когда-то заключила их в тюрьму.

Фон Меербаха поразило, что он знал именно такого африканера - Манфред Де Ла Рей. И из того, что он помнил из досье Де Ла Рея, он имел тесные связи с высокопоставленными фигурами в националистическом движении.

"Этот человек - спортивный герой", - подумал фон Меербах, разливая остатки кофе в чашку. Идиотские избиратели любят такие вещи. И он не дурак. Иначе он не получил бы диплом юриста. Если я поддержу его, чтобы у него были средства купить себе путь к власти, он станет моим созданием. И тогда на земле будет место, где у меня будет настоящая защита. Место, где я действительно смогу снова жить.

Вернувшись домой, он объяснил Франческе свою идею.

- Я напишу Хайди Де Ла Рей, - сказала она. ’Мы обе собирались встретиться.

- ‘Я понятия не имел, что вы общались с этой женщиной, - сказал фон Меербах.

- Ну, конечно. Мы знали друг друга в Берлине.

- Когда она была шлюхой Болта?

- А что оставалось делать Хайди? Ее муж был в другой стране. Ей нужно было заботиться о ребенке. Она нашла человека, который мог бы ей помочь. Когда он больше не мог этого делать, она ушла, пока могла, как и мы. В любом случае, она сейчас здесь, и для нас вполне естественно поддерживать связь, находясь в одной стране.

- Меня интересует не она. А ее муж, - сказал фон Меербах.

- ‘Я знаю, мой дорогой, - ответила Франческа сладким покровительственным голосом, который жены приберегают для терпеливого объяснения очевидного намеренно тупому мужу. - Но если она пригласит его поужинать с нами, он вряд ли откажется.

Фон Меербах сердито выдохнул. Он был достаточно раздражен тем, что женщины, казалось, обладали частной разведывательной сетью, исключительной для их вида. Еще хуже было то, что встреча, скорее всего, состоится, если мужчинам прикажут присутствовать их жены, чем если бы он попытался организовать ее напрямую.

Но даже в этом случае у него будет возможность встретиться с Манфредом Де Ла Реем и напрямую высказать ему свое предложение. Это было самое главное.

В свое время женщины договорились о свидании за ужином на вилле фон Меербахов. Франческа сделала все возможное. Она купила новые серебряные столовые приборы и заказала вазы со свежими цветами, которые осветили приемные своими яркими цветами и наполнили воздух их ароматом. Она наняла поставщика провизии, заказала у портнихи новое платье и отправилась на целый день на косметические процедуры и укладку волос.

- Я не думаю, что Де Ла Рей - из тех мужчин, которым наплевать, как выглядит женщина, - сказал фон Меербах.

- Я делаю все это не для вас, мужчины, - ответила Франческа. - Мне нужно произвести впечатление на Хайди.

Фон Меербах был не из тех, кто ходит вокруг да около. Перед ужином, когда Хайди и Франческа вспоминали старые добрые времена в Берлине, он сразу перешел к делу.

- Я думаю, мы можем помочь друг другу, - сказал он Де Ла Рею. - Мне нужна защита. Возможно,