Одевшись в первый раз за полтора месяца по-человечески и захватив лишь средство для зарабатывания денег, я спустилась на первый этаж. Однако Николай Иванович, казалось, вовсе не торопился – он медленно жевал слоеную булку, с удовольствием запивая ее переслащенным кофе (как он любил). Мама подгоняла его, но глаза отчима вдруг посмотрели в разные стороны – левый на меня, а правый – на супругу, что означало крайнее раздражение и злобу:

– Мрак! Сейчас вообще никуда ее не повезу!

Настал, настал звездный час Николая Ивановича – сейчас он мог все, потому что от него зависело многое: жизнь Мисс Бесконечности, мое замужество, а главное – поездка на вокзал. От важности у отчима то и дело раздувались ноздри, волосы торчали задиристым хохолком петуха, лоб разделила глубокомысленная вертикальная морщина – он выглядел не в меру серьезным и смотрел на нас с мамой свысока, ощущая в этот момент полную власть над нами.

– Машенька, если что-то, не дай бог, случится, сразу отбей телеграмму и смотри, не растеряйся. Я уж найду выход и как-нибудь выберусь из этой тюрьмы! Позвоню тебе завтра утром. Ох, как ты доберешься?! Я буду так нервничать, – причитала мама.

Наконец Николай Иванович, напившись кофе, вышел из дома, машина вскоре дрогнула и, сорвавшись с места, полетела по направлению к Москве, оставляя позади, в прошлом, полтора месяца моей жизни, так и не свершившуюся помолвку, вдову, ее сына Шурика и дочь Шурочку, а также сумку с моими вещами, которые я не в силах была бы собственноручно дотащить до дома.

Навстречу летели то поля, будто подернутые тленом – сероватые, но еще покрытые снегом, то синие сосновые леса, то черные остовы деревьев – появлялись и мгновенно исчезали позади.

Мы ехали молча до тех пор, пока на пути не появилась первая бензоколонка. Тут Николай Иванович оживился и принялся выкрикивать, как на аукционе:

– 15 рублей! Мрак!

Несмотря на то что в Москве меня не ожидало ничего хорошего, настроение было приподнятое. Я думала о том, что избавилась наконец от косноязычного ежевечернего объяснения о расположении Полярной звезды, от туалета на улице, бани, а главное, от замужества, навязчивой вдовицы и ее престранного сынка.

– 14-90! – неожиданно воскликнул отчим, и я вздрогнула.

Спустя два часа он в последний раз огласил стоимость 95-го бензина, сделал круг, и машина остановилась на привокзальной площади. «Свершилось!» – раздавалось внутри меня.

– Мобыть, тебя проводить?

– Нет-нет, спасибо, что довезли, я сама, – убедительно ответила я.

– Ну, смотри.

Когда я открыла дверцу и хотела было вылезти из машины, Николай Иванович сказал:

– Ты это… Если бабка помрет, телеграмму отбей, я мать привезу, а то, наверное, одной тяжело будет и в морг везти, и гроб заказывать – не разорваться же тебе. Ну, давай.

– До свидания, – пролепетала я – последние его слова ошеломили меня и моментально вывели из того состояния эйфории, в котором я пребывала до сих пор. Я вдруг представила весь ужас той ситуации, которая, вполне возможно, поджидает меня в Москве.

Я раскачивалась в полупустом вагоне электрички, бессмысленно глядя в окно, и по мере приближения к столице нашей Родины нервы мои натягивались, как струны, руки тряслись, а когда вдалеке показалась Останкинская телебашня, то я окончательно впала в панику. Я проклинала себя за то, что согласилась ехать одна, проклинала отчима за то, что он не отпустил маму, – мне было страшно, в моем воображении возникали жуткие картины того, что меня может ожидать.

С вокзала я хотела сразу поехать к бабушке – хорошо вспомнила, что ключи от ее квартиры у меня дома. На дворе было уже темно – девять часов вечера.

Я как смерч ворвалась в метро, сбивая с ног всех, кто ненароком попадался мне на пути; от метро до дома я летела сломя голову, будто бежала на время, чувствуя себя олимпийской чемпионкой. Дождь хлестал по лицу, ледяной мартовский ветер пронизывал насквозь, но я этого не замечала.

Трясущимися руками я открыла дверь и, не раздеваясь, набрала бабушкин номер – сердце мое в этот момент бешено колотилось, казалось, что оно выпрыгнет. Первый гудок – неживой, монотонный – раздался, как из могилы. Второй – точная его копия. Третий – все, надо хватать ключи и ехать в противоположный конец города.

– Да! – в трубке послышался бодрый и твердый бабушкин голос. «Слава богу! Успела! Она еще жива!» – молнией пронеслось у меня в голове.

– Бабушка, здравствуй! Как ты?

– Манечка, деточка, как у вас-то там дела? В баньке паришься?

– Где – там? Ты ведь сегодня сказала, что плохо себя чувствуешь, даже «Скорую» вызвать некому! Я сорвалась и приехала в Москву.

– Н-да? Я разве так сказала? А ты что же, разве не в деревне?

– Я из-за тебя приехала! – взорвалась я. – Ты ведь умирала поутру!

– Ничего я не умираю! Я прекрасно себя чувствую. Включи телевизор, там концерт хороший идет по первой программе. Вообще, Машенька, запомни – всегда придерживайся первого канала, там показывают замечательные передачи! – воскликнула она и бросила трубку.

Я разозлилась не на шутку – я была в бешенстве: Мисс Двойная Бесконечность оказалась притворщицей, аферисткой и симулянткой!

Но пока я стояла в душе под сильным напором воды, злоба во мне постепенно утихала, и я подумала: «Не так уж плохо, что бабушка сыграла на своей смерти. Иначе как бы я оказалась в Москве? Да никак. Послезавтра я была бы помолвлена с придурковатым Шуриком, а уж после этого знаменательного события мне вряд ли удалось вырваться из цепких клешней вдовицы. Так что Мисс Бесконечность, сама того не ведая, спасла меня от нежелательного брака с торговцем тухлой селедкой и от скучной деревенской жизни».

Я долго не могла заснуть от усталости и взятой мной дистанции от Ленинградского вокзала до дома – болело все тело, особенно мышцы ног, не привыкшие к таким нагрузкам. Лабиринт сна, казалось, был наглухо закрыт этой ночью для меня. Я лежала и думала о том, как встречусь с членами содружества, гадала, что у них тут произошло без меня, но встать и позвонить была не в состоянии. «Завтра, все завтра», – подумала я, как вдруг одна-единственная дверь лабиринта открылась, и я попала внутрь.

* * *

Проснувшись утром я ожидала увидеть просторную комнату второго этажа, обитую вагонкой. Вставать не хотелось – я представила, как сейчас вылезу в холод из нагретой кровати, потом меня поджидают трудности с умыванием, потом нужно хоть как-то причесать грязные волосы (баня будет только в среду), надеть несвежий свитер, обрезанные джинсы… Как не хочется открывать глаза! Но надо.

И вдруг передо мной нарисовался радужный плакатик: «Дорогая! Тебя ждут великие дела!»

Какое счастье, я дома! Дома! Где не надо топить печку, где есть центральное отопление, туалет представляет собой не кабинку с дыркой, а унитаз с бачком; где есть душ, телефон, Интернет, друзья, работа. Вот оно как! Чтобы почувствовать себя счастливой, нужно пожить в спартанских условиях.