– Железо надо, точно надо, – сказал палач, указывая на голого эльфа, спина и бока которого потемнели от засохшей крови. – От железа каленого всяк начинает петь соловушкой, – почти с нежностью пробормотал толстяк и вопросительно поглядел на советника по делам Безопасности при короле Родерлике.

– Никакого железа, никаких клещей, никакой дыбы, – ответил тот, покачав головой.

– Так почему же? С какой стати? – пропищал, словно большая крыса, помощник палача. – Ничего не надо спрашивать, ничего не выпытывать, да? Только ждать, пока он сам заговорит, а он не говорит… крепкий, змееныш, эльфюга поганый… В чем же загвоздка, мессир?

– Вас это не касается, – ответил человек в плаще.

Он подошел к пленнику, постоял, перекатываясь с пятки на носок, затем прикоснулся к его желтым волосам, закрывающим грязными прядями лицо. Сжал пальцы, собирая локоны эльфа в кулак, и поднял голову пленника. Висящий на веревках, прикрепленных к верхушкам деревянных столбов, не потерял сознание, как считал Леод Шардэ. Едва советник заглянул ему в лицо, эльф плюнул. Плевок попал неудачно – на штанину. Губы, покрытые грязной пленкой, разъехались. Кобальтово-синие глаза эльфа ничуть не поблекли и горели с прежней яростью.

Выпрямив ноги, пленник попробовал встать, его шатало. Наконец он утвердился в вертикальном положении.

Леод отпустил его грязные волосы и отступил на шаг. Советнику показалось, что в пыточной стало холодно, очень холодно, что огонь в открытой печи ничуть не согревает тяжелый смрадный воздух.

– Молчишь? – спросил Леод, вынимая платок. Расчетливо медленно он вытер плевок со своей одежды. – Что будет, если я прикажу им взяться за тебя по-настоящему? Что, скажи?

Эльф молчал и смотрел не моргая.

Леод с омерзением оглядел его худое тело, покрытое шрамами, ссадинами и синяками.

– Король не хочет, чтобы таких, как ты, приравнивали к обычным убийцам и бандитам. Пока не хочет, могу заметить, но это непременно произойдет, если вы не прекратите делать то, что делаете… Тебя поймали по чистой случайности. Твоя лошадь споткнулась, иначе, полагаю, тебе удалось бы скрыться, как твоим поганым дружкам. Я не спрашиваю, где они, где ваше логово… Возможно, не пришло время для этого разговора… – Леод попытался глубже заглянуть в глаза эльфа. Он хотел найти там страх и мольбу о пощаде, но его постигла неудача. – Вы хотите вернуть то, что, по вашему мнению, у вас украли? Разбоем, грабежом… склоняете к мятежу своих соплеменничков. Ты считаешь, что у тебя есть такое право, эльф? На твоей совести около тридцати загубленных в разбойничьих налетах душ… у этих людей были семьи, дети, жены! А? Чего ты добиваешься своим молчанием?! – проорал Леод, брызгая слюной.

Эльф молчал, глядя сквозь него.

– Что ж, всему приходит конец, фрилак, всему. И твоему гордому мужеству оно тоже придет, не сомневайся. Мне ничего не стоит рассказать королю одну историю, пусть она будет придуманная, не важно. Я скажу ему, что ты все знаешь, что твои показания помогут нам раздавить зло в зародыше. Оградить королевство от крови, резни, войны. Родерлик мне поверит, потому что он умен, он поймет, чем может обернуться его лояльность к вашей породе! Слышишь?

Эльф ничем не выдал того, что понимает, о чем речь.

– По-моему, он свихнулся, мессир, – в тишине произнес палач, утирая пот.

– Заткни пасть, собака, – посоветовал советник через плечо.

Эльф едва удерживался на слабых ногах. Если он упадет, веревки рванут его руки и выдернут кости из суставов.

– Или я сделаю проще, – сказал Леод, поигрывая агатовыми четками. – Король не спускается в такие грязные подземелья, он не ходит с проверкой по острогам и ямам. Его нежный нос не выдерживает вони таких вот разложенцев, как ты, а мой – ничего, вполне, потому что я не так брезглив… Откуда королю знать, что здесь происходит? Я прикажу запытать тебя до смерти, превратить в кусок мяса, вытянуть из тебя всю кровь, а потом скормить твои останки псам. Родерлик ничего не узнает. Я скажу, что пленник откусил себе язык в камере и умер. – Снова молчание, нарушаемое лишь потрескиванием горящих поленьев и шумным дыханием палача. – Скажешь, тебя не страшит и такая участь? Не испугаешься? Устоишь против «сапожка», против иголок под ногти и раскаленных клещей, как смог устоит против батогов? Сомневаюсь. Мой опыт не верит твоему мужеству, нечеловек. На моем веку не было ни одного заключенного, который бы сдюжил после раскаленного железа. Господин заплечных дел мастер прав. Ты в один миг станешь петь соловушкой. Что скажешь?

Леод ударил пленника, коротко, словно всего лишь ткнул правой рукой в солнечное сплетение. От удара тело эльфа отбросило назад, но упасть навзничь он, конечно, не мог. Веревки до предела натянули руки, ноги подогнулись, еще сильнее вытягивая их. Голова узника свесилась.

– Ты мнишь себя воином и революционером, – произнес Леод, сплевывая на пол и протирая костяшки кулака платком. – Но я думаю иначе – ты жалок. Жалок, словно безродный пес, подыхающий под забором. Ты никому не нужен. Твоя грошовая гордость не поможет тебе остаться в памяти потомков… ну, разве что предателем. Я позабочусь об этом и распущу нужные слухи. В городах и весях будут говорить о тебе с отвращением. Вот так и закончится твоя борьба… не начавшись… Это станет уроком для таких, как ты, Вридаль Наэварра. – Он бросил платок к ногам эльфа. – Я выполню приказ короля. Ты будешь подвергнут быстрой и милосердной смерти на главной площади Блендибога, а до этого тебя будут возить по городу и его окрестностям три дня – чтобы все смогли полюбоваться на несостоявшегося героя. Все будет проходить по древнему обычаю. Герольд трижды спросит народ, есть ли желающие освободить приговоренного – заплатив кругленькую сумму, конечно. И если таковых не найдется, то… не обессудь. Ты сторонник традиций своего народа, но и мы тоже! С этого момента все, что ты скажешь, уже не имеет значения.

Помощник палача крякнул, почесывая редкие потные волосенки на затылке.

– А какую казнь применим, мессир? – спросил он.

– Четвертование, – сказал советник по делам Безопасности. – Как для всякого политического преступника, покушающегося на устои королевской власти и благополучие народа.

Палач кивнул с профессиональной серьезностью. Он смотрел на эльфа и уже прикидывал сценарий будущей казни.

Узник висел на руках, низко опустив голову.

Леод зашагал по изгибающейся каменной лесенке к узкому дверному проему-арке. Его уродливая тень ползла по стене грубой кладки.

– Да. – Советник остановился. – Дайте ему еще двадцать батогов, а потом… посыпьте солью.

Леод Шардэ, виконт Терлийский, ушел. Палач и его помощник переглянулись.

– Чего стоишь?! – рявкнул толстяк. – Берись за дело! Мне надо сегодня вернуться домой пораньше. Теща обещала заглянуть, чтоб ей, карге проклятой, загнуться, покоя никакого нет…

Палач утерся грязной рукой, мечтая о бане.

– Ах, Лорансаль! Как бы я хотел остаться здесь навсегда! Найти покой и любовь в этом благословенном краю садов, дворцов и прекрасных домиков с красной черепицей на крышах. Видел, какие особняки были в Масте, когда мы проезжали? Каждый… каждый, ну, словно бог-ювелир какой-нибудь над ними поработал… А какие девы с эльфьими глазами взирали на меня на главной площади, помнишь? – вздыхал Зирвент, не переставая глазеть по сторонам. Его спутник помнил. Насчет глаз вагант был, пожалуй, прав, но насчет дев… – Я бы гулял среди этих рощиц, – продолжил изливать душу молодой человек, – отдыхал на берегу прозрачных, словно глаза любимой, озер, сочинял сонеты в тени апельсиновых деревьев… Эх, не хватает мне поэтического таланта, Браги, чтобы выразить свои чувства! О, Лорансаль, край Поэзии и Красоты!..