– Во время нашего первого свидания я увидела человека из своего мира в день смерти. Но с того момента и до презентации зрительных галлюцинаций больше не было. А слуховые… С первого дня моего попадания в Эдем они становились только силь…

Снова провалилась в выдуманный мир.

«Давай потанцуем?» – Папа потянулся ко мне, бережно взял на руки и закружил… С какого-то непривычного ракурса я посмотрела на его улыбавшееся, но усталое и какое-то незнакомое, чужое лицо. Внезапно добрые серые глаза превратились в тревожные голубые.

Шон! Это он держал меня на руках и, крепко прижимая к себе, нес куда-то. Я повернула к нему голову. Миг – и его губы жадно впились в мои. Еще один – и я уже сижу на столе, как тряпичная кукла, а его сильные горячие руки меня обнимают, ласкают…

«Мы потанцуем в зале…» Музыка стала громче.

Я прикусила щеку и вынырнула из галлюцинаций. К Шону. Задыхаясь, балансируя на грани сознания, а может, на грани жизни и смерти, запустила пальцы в его жесткие черные волосы, подтягивая к себе, боясь отпустить. Огладила плечи, сжала пиджак на спине. Перед глазами все плыло, реальность то и дело искажалась, растворялась, и онемевшему, ослабевшему телу с трудом удавалось сохранять равновесие. Но я чувствовала глубокие, ненасытные поцелуи Шона, запах его кожи, тепло рук, скользящих по моим бедрам, спине, и тянулась к нему так, будто он был лекарством от этого безумия… Моим жизненным ориентиром. Маяком.

Толком не помню, что происходило тогда, но, когда моя пытка закончилась и сознание прояснилось, я услышала наше рваное, хриплое дыхание и поняла, что прижимаюсь лбом к его горячей шее.

– Спасибо… – прошептала я.

Шон запустил пальцы в мои волосы, коснулся затылка и, отстранившись, заглянул в глаза.

– Все прошло?

Я кивнула.

– Хорошо.

– Шон, что мне делать? – спросила после небольшой паузы.

– Пей свои таблетки и дальше. Только двойную дозу и строго по времени. Вечером я отвезу тебя к своему знакомому врачу. Если зрительные галлюцинации снова появятся, обязательно скажи мне. Не вздумай скрывать.

– Хорошо, не буду.

Шон пересадил меня к себе на колени и крепко обнял. Несколько минут мы молчали, просто приходя в себя, а потом я, чтобы отвлечься, попросила провести мне экскурсию по галерее. Шон нехотя согласился. Но за это заставил выпить до капли содержимое зеленого флакончика. После чего заварил нам крепкий кофе, включил ручное управление сферой и превратил ее белоснежные стены в прозрачное стекло, сквозь которое были видны лица писателей.

Мы летали внутри центральной трубы Пантеона, перемещаясь от этажа к этажу, и разглядывали прекрасные живые портреты. Внезапно мое внимание привлекла ослепительной красоты блондинка в районе третьего этажа, которая показалась смутно знакомой.

– Шон, возьми немного левее, – попросила я и пару мгновений спустя прочитала надпись на стене: «Марианна Штольцберг». – Шон, это же мама Элли! Нужно показать это ей! – выпалила изумленно и уже собиралась активировать коммуникатор, чтобы сделать фото, но тут Шон перехватил мою руку и остановил меня.

– Не стоит лишний раз волновать Лизу. Она расстроится.

Не признать правоту его слов я не могла. Снова посмотрела на прекрасную девушку. Она не улыбалась, а взгляд серых глаз был полон презрения. И если изображением Марианны в особняке Штольцбергов хотелось любоваться, то ее хмурый высокомерный вид в стенах Пантеона производил отталкивающее впечатление. Контраст был невероятным, и я терялась в догадках по поводу причины такой трансформации. Неужели положение супруги Верховного архонта породило гордыню? Или у нее просто был неудачный день? В любом случае Элли вряд ли бы обрадовалась, увидев свою мать такой.

Остаток своего рабочего дня я провалялась, укутанная одеялом, в кабинете Шона на свежематериализованном диванчике. После чего мы покинули Пантеон и отправились к врачу. Обследование мозга ничего серьезного не выявило. Мое тело было свежим, молодым и восстанавливалось быстро. Но доктор все равно прописал кое-какие лекарства, провел сеанс воздействия на мозг репаратором и за крупное вознаграждение пообещал не распространяться о нашем визите.

– Шон, он сказал, почему это со мной происходит? – тихонько спросила я, когда мы летели домой.

Шон напрягся и крепко сжал губы, обдумывая ответ.

– Это из-за Ирены? – насторожилась я. – Или моя душа не хочет принимать новое тело и мозг медленно угасает?

– Карина, ты должна понимать, – медленно проговорил Шон, – что галлюцинации – это проблема всех писателей Пантеона. Обычно они длятся месяц-два, но бывает, что и полгода, а то и год. Я не знаю, когда конкретно Ирена подменила твои таблетки, но, скорее всего, дело в этом.

– Понятно…

Шон отключил ручное управление, активировал автопилот и повернулся ко мне.

– Милая, потерпи немного, – прошептал он, обхватив ладонями мое лицо. – На севере возле одного крупного горнолыжного курорта есть санаторий, в котором творят чудеса. Я отвезу тебя туда недельки на две, обещаю, как только ты разберешься со своими проектами. Там тебя быстро поставят на ноги.

Я улыбнулась.

– Шон, я же совсем недавно попала в Эдем. Мне не позволят взять отпуск.

– Позволят. Если в отпуск уйду я, – уверенно сказал он. – А пока старайся не волноваться, отсекай мысли о доме и пей двойную дозу лекарств. – Я улыбнулась, кивнула. – Все будет хорошо, милая, обещаю, – мягко произнес он и нежно меня поцеловал.

Глава 3

Энималшоу, или #позор_эпический

– Хей-хей-хей! Дамы и господа, подходите поближе, не стесняйтесь! – бойко вещал Макс в костюме пирата, прохаживаясь по крыше Пантеона с попугаем на плече и подзывая к себе рукой толпу.

К его гортани были приклеены два крошечных полукруга, которые работали по принципу микрофона.

– Сегодня вас ждет небывалое шоу! – продолжал он. – Небывалое и-и-и…

– …незабываемое! – отсалютовал ему бокалом красного вина Тим, который в синем шелковом халате, ночном колпаке и домашних туфлях по-барски развалился на бордовом диванчике напротив клетки со своей ручной белой крысой.

– В яблочко, братец! – выстрелил в него указательным пальцем Макс.

– К сожалению, – мрачно буркнул в микрофон Даниэль, который с трудом удерживал на старте полосы препятствий не в меру оживленную Сэнди. Она так и норовила сорваться с поводка.

За прошедшие две недели парни уже успели свыкнуться с мыслью, что их презентация станет позорищем года, поэтому даже не пытались подходить к делу серьезно. Кристина, щеки и лоб которой от одного вида своих подопечных стали цвета спелых помидоров, кажется, уже успела пожалеть о том, что настояла на открытой демонстрации. Она нервно покусывала губы и то и дело бросала косые взгляды на господина Штольцберга, который пребывал в полном… В общем, он очень сильно недоумевал по поводу происходящего. Признаться, не только он.

Дело в том, что парни выбрали особое время для проведения сего красочного мероприятия – пятницу. Конец рабочего дня. Они рассчитывали таким образом сократить число зрителей, однако их надеждам было не суждено сбыться, ибо сегодня на крыше Пантеона собрались чуть ли не все его обитатели. И их приоткрытые рты, вопросительно вскинутые брови как бы ненавязчиво намекали, что они ожидали увидеть что угодно, кроме того, что собирались продемонстрировать им ребята.

– Не понимаю, откуда здесь столько народу? – тихонько обратилась я к Шону, на породистом, аристократическом лице которого застыло выражение wtf.

Он поморгал, тряхнул головой, прочистил горло и, наконец, ответил:

– Пришли полюбоваться на твоего приятеля Даниэля. Никто прежде не слышал, что можно уклоняться от атак подсознания. – Шон повернул голову левее и бесцветно добавил: – А Лана, чтобы еще и хорошенько развлечься.

Я покосилась на госпожу Мартинез, которая, как и мы, стояла в первом ряду. Ее внешний вид так и кричал о том, что она с помощью своих теней умудрилась разнюхать подробную программу сего увеселительного мероприятия и, в отличие от остальных, грамотно к нему подготовилась.

Длинные черные вьющиеся волосы были собраны в задорные хвостики, глаза закрывали розовые сердечки-очки, а вместо линии губ эфириусными красками была нарисована молния. На ней было коротенькое желтое платье с пышной юбкой, внешнюю простоту которого компенсировали экстравагантные чулки. Тот, что был на правой ноге, в черно-белую полоску, был натянут до середины бедра,