Посол говорил на своем языке, который немного напомнил мне абу. Его речь была длинна и эмоциональна. Нартан, допущенный на совет из-за своего знания языка, быстро и тихо переводил речь кочевника владыке. Ни одной женщины сегодня в зале не было.

– Кочевники считают своих женщин чем-то вроде скота. А любую приглянувшуюся им – крадут, – тихим шепотом пояснил мне Уммат-аба. – Ведут дела только с мужчинами.

Другого я от них и не ожидала. Почти все кочевые племена великой степи не слишком-то почитали женщин. В Абустане их права стали уважать всего за двести лет до моего рождения. Это теперь им разрешали голосовать и учиться и уже почти не выдавали замуж по сговору.

Я прислушалась. Пожалуй, сходство с современным абу было немного большим, чем мне показалось на первый взгляд. Постепенно до меня начал доходить общий смысл речи. Кочевники хотели, чтобы Кареш обеспечил их зерном на зиму. Вернее, не хотели – они пришли требовать. Травы в этом году мало, степь здорово погорела, и их людям, на лето уходившим на север, нечем теперь было кормить лошадей.

Как я поняла, к нам пожаловали те, кто ехал на разведку, прежде чем основное стойбище двинется в путь. Все племя придет в степь через два-три месяца с наступлением холодов.

А вот платить народ Шааху-Мере не умел и не любил, полагая, что все, что ты можешь отнять – принадлежит тебе. Тем не менее, карешских владык немного уважали, так как побаивались. Я вспомнила, что старший брат Юи, Тишрин-ани, в последние годы вместо отца ездил «договариваться» с кочевниками о возмещении ущерба, причиненного жителям Кареша, а заодно и обеспечивал безопасность приходящим с юга купцам. Теперь владыке придется возложить эту обязанность на полководцев, скорее всего на Сельмиша-ину. И в свете последних событий я не видела в этом ничего хорошего.

Мое внимание снова привлекли переговоры. Отец довольно жестко попытался дать понять, что не намерен прощать набегов. Но если кочевники будут вести себя смирно или вообще уйдут от холмов на восток, то после первого посева Кареш попробует помочь им зерном и другими припасами.

Но послу явно было незнакомы слова «неурожай» и «не трогать». Он вскочил со своей подушки и теперь размахивал руками, явно угрожая владыке. Но тот оставался безучастным к визгам посла.

Стража сделала шаг вперед и блеснула клинками. Силу кочевники понимали. Широкие бронзовые ножи среди них очень ценились, а основное вооружение состояло из луков и арканов. В сражениях эти люди предпочитали брать числом, почитая победу превыше жизни.

Разбушевавшийся переговорщик притих и перешел на заискивающий тон. Теперь он не требовал, а клянчил, напоминая дворовую шавку, готовую кататься в пыли за кусок колбасы.

Я понимала, что это уже ничего не решит. И если мы не выставим силы на границе со степью, кочевники нахлынут на нас волной.

***

Сразу после полнолуния мы двинулись в путь. Там, где спешащий верховой проезжал за сутки, наш караван будет ползти почти четверо. Но опоздать к сроку было нельзя, а откладывать дальше – опасно. Каждый лишний день, проведенный во дворце, мог стоить жизни.

Моя повозка медленно тряслась по дороге, доставляя мне огромные неудобства. Будь я в своем собственном теле, поскакала бы верхом, но бледная кожа Юи совершенно не терпела солнца. Даже чтобы отойти по нужде мне требовалась служанка, закрывающая меня от палящих лучей и любопытных глаз.

Служанки тряслись в соседней повозке. К себе я никого не допустила, предпочитая страдать в одиночестве, чем слушать пустую болтовню. Правда, иногда компанию мне составлял Энмер, пускавший свою лошадь рядом с повозкой, и тогда у нас получалось немного пообщаться.

К концу первого дня мне начало казаться, что сгореть – гораздо меньшее зло, чем постоянная тряска в этом тесном гробу.

Дорога шла вдоль изгибов Иреша, и для ночной стоянки мои сопровождающие отыскали кучку старых, кряжистых деревьев, что росли на низком берегу реки. Весело запылал костер, загомонили намолчавшиеся за день люди.

Я выбралась из своей повозки и тут же оценила гостеприимство местных комаров. В городе кровососов почти не было, а тут воздух буквально звенел от тысяч маленьких крыл. Хотя оказалось, что мужчины почти не обращают на насекомых внимания. Возможно, их толстокожие тела были не по зубам ирешским комарихам, а вот тонкие покровы царевны вызывали бурный ажиотаж. Мне пришлось завернуться в три покрывала, чтобы создать действенный барьер. На открытые части лица и рук я рискнула намазать пахшее горькой полынью масло, которое протянула мне служанка. Сама она уже явно воспользовалась средством, причем в изрядном количестве.

Да, за эти дни моего увлекательного путешествия я измучаю себя настолько, что никогда больше не захочу никаких поездок. До этого я планировала совершить свое паломничество с наступлением холодного эттена – сезона дождей, когда смогу не скрываться от солнца, как обезумевший вампир, но ситуация в стране и во дворце вынуждали меня поспешить с обрядом и замужеством.

Я присела у огня на заботливо подставленный служанкой стульчик. Недалеко, у соседнего костра, где готовили пищу, что-то весело обсуждали свободные от дежурства воины. Там же, где сидела я, – царила гробовая тишина. За моей спиной безмолвными статуями возвышалась личная охрана. Энмера не было видно. Наверное, отправился в разведку или лег спать. С новыми служанками говорить не хотелось.

Я с трудом дождалась вечерней похлебки. Днем наш отряд привала не делал, и мне служанки принесли только суховатую лепешку с пресным сыром и воды. Не удивительно, что к вечеру я была готова съесть все, что угодно, даже не поморщившись.

Каша была горячей и вкусной, как любая походная еда. Пока я, обжигаясь, пыталась побыстрее насытить свой недовольно урчащий желудок, появился Энмер.

Царевич присел на корточки рядом со мной и улыбнулся. От него пахло тиной и речной водой.

– Я принес тебе подарок, чтобы хоть немного порадовать тебя, прекрасная! – с этими словами он протянул мне крупную речную кувшинку.

Я нашла в себе силы улыбнуться и протянула руку, перехватывая холодный стебелек.

– Спасибо, Энмер-ани, ты действительно порадовал меня. Жаль только, что к утру она завянет.

– А вот и нет, я подумал и об этом! – с этими словами он извлек откуда-то из-за спины узкую глиняную чашку. – Сейчас я наполню ее, и цветок доживет до утра. Это водяная набута, та, что приносит счастье, неужели ты не узнала?

Действительно, при взгляде сверху кувшинка напоминала «розетку удачи», которыми