Я наливаю воды в стакан.

– Многие люди живут в страхе, потому что реальность переменчива. И мы ищем уверенности в жизни. Поэтому человеку часто кажется, что он контролирует ситуацию, когда у него есть возможность предвидеть то, что будет происходить, и принимать хорошее решение на весомых основаниях.

Я не успеваю проглотить всю воду, и она подтекает у меня из уголка рта.

– А что такое хорошее решение?

Ширин протягивает мне салфетку.

– Ну, это такое решение, которое человек сам считает наилучшим, – которое, по его мнению, идет на пользу ему и его семье.

Звучит разумно. Само собой, существует разница между объективно хорошим решением и тем решением, которое человек сам считает наилучшим.

– В современном обществе, где люди превращаются в торговые марки и каждый шаг документируется в соцсетях, у многих появляется острая потребность выглядеть в глазах окружающих определенным образом. Естественно, это может привести к нездоровому контролирующему поведению.

В голове эхом отдаются папины слова: «Незачем выносить сор из избы». Он ненавидит соцсети. «Некоторые вещи не предназначены для посторонних глаз и ушей».

– Главное противоречие заключается в том, что чем больше человек пытается контролировать, тем меньше у него ощущения контроля. Получается замкнутый круг. Человек теряет контроль и пытается уравновесить это тем, что контролирует близких в еще большей степени.

Ширин трет ухо и смотрит на меня долгим взглядом. Порой она выглядит обеспокоенной, словно ей действительно не наплевать на меня, словно все это для нее не просто работа.

Тут ее взгляд проясняется. Она кладет руки на стол, голос звучит суровее:

– Мы сейчас говорим о Кристофере Ольсене?

– Что?

Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю связь.

– Он пытался контролировать тебя, Стелла? Ревновал?

Я изо всех сил борюсь с импульсами, которые стучат изнутри по черепу, тянут за каждую клеточку моего тела. Кристофер Ольсен? Так вот к чему Ширин хотела прийти с самого начала? Она все же пытается обследовать меня? Все это была игра!

– Fuck you!

Уперевшись руками в стол, я пытаюсь испепелить ее взглядом. Ширин подается назад на стуле и запускает одну руку под крышку стола. Я знаю, что там расположена кнопка тревоги.

– Пропади пропадом, – говорю я. – Ты такая же, как все.

Я поднимаюсь как раз в тот момент, когда вбегают два охранника и заламывают мне руки за спину.

Последующие недели прошли потрясающе. Мы с Крисом ели мороженое на длинном причале в Бьярреде, он тайком запускал руку мне под юбку и слизывал с моих пальцев карамельную посыпку.

– Мы едем в спа-отель в Истаде, – сказал он на следующий вечер, когда мы сидели с бокалами прохладного пива на Главной площади.

– Я работаю все выходные, – сказала я с разочарованной улыбкой.

– Я имею в виду – не на выходные! Я имею в виду – прямо сейчас!

Ясное дело! Какие могут быть сомнения?

Я позвонила Малин и сказала, что заболела.

– Жутко болезненные месячные, – простонала я в трубку. – С трудом могу подняться с постели.

Затем мы провели весь день в махровых халатах, занимались сексом раз в час, а когда наступил вечер, сидели обнявшись в плетеном кресле с шампанским и клубникой и наблюдали, как солнце бросает последние отсветы на Балтийское море.

В воскресенье позвонила Амина – как раз в тот момент, когда мы прогуливались вдоль пляжа.

– Я волнуюсь, – сказала она. – Ты не отвечаешь на мои эсэмэски.

– Прости!

Я осознала, что совсем забыла о времени и пространстве. Крис полностью оккупировал мой мир, я была совершенно околдована.

– В пятницу, – сказала я Амине, – сходим в «Тегнерс».

Крис подмигнул мне и сжал мою руку.

Я продолжала прогуливать работу. В понедельник мы поехали на поезде в «Тиволи» и катались на американских горках, крича до хрипоты, заселились в отель, когда настал поздний вечер, а утром занимались сексом до тех пор, пока нам не позвонила администратор, напоминая, что мы должны были освободить номер еще час назад.

В пятницу Амина явилась ко мне домой с пиццей.

Сидя перед телевизором, где шла программа с доктором Филом[34], мы ели руками пиццу «Везуио» и обсуждали главные жизненные вопросы. Как например: стоит ли упоминать в резюме, что ты участвовала в реалити-шоу (зависит от того, какое реалити-шоу и на какую работу претендуешь), какую цитату мы хотели бы набить себе и на каком месте («I fear no evil»[35] на затылке или «Больно не знать, но еще больнее ломать голову» на руке ниже локтя), а также, конечно, сделала ли жена доктора Фила очередную пластическую операцию и насколько дико, что она в каждом выпуске сидит среди публики и выходит из студии рука об руку с Филом, когда программа заканчивается.

Каждые несколько минут мне приходила эсэмэска от Криса, и я отвечала ему.

– Дай посмотреть! – сказала Амина, дернув к себе мой мобильник. – Что он там тебе пишет? Всякие скабрезности?

– Скабрезности?

– Ну, про секс и всякие неприличности.

– Да я и слов таких не знаю!

Она рассмеялась:

– Ну давай же, почему все так таинственно?

Не знаю, в чем дело. Обычно у меня нет никаких проблем с тем, чтобы рассказывать о своей личной жизни. Напротив, я обожаю перетереть все до малейших деталей. Нет ни одной эрогенной точки на моем теле, о которой Амине не было бы известно. Но почему-то в этой истории с Крисом все было по-другому. Не хотелось обсуждать подробности. Это касалось не только секса, но и всего остального.

– Что такое? Вы с ним сошлись? – спросила Амина.

– Само собой, нет.

– Но он тебе нравится?

– Даже не знаю.

Мне почему-то не хотелось углубляться в свои чувства. Это явно не приведет ни к чему хорошему. В мои планы не входило влюбляться без памяти – особенно в тридцатитрехлетнего мужика.

– Но я не отказалась бы от питомца на лето.

Амина хлопнула меня по руке:

– Ты спятила. Питомец на лето?

– Да, он может стать моим летним котиком. Знаешь, такой, с которым играют все лето, а потом оставляют на даче и забывают.

Амина расхохоталась в голос.