Черновик Лемкина. Около 1945

Этот подробный и оригинальный анализ опирался на доказательства, собранные в заключительной части книги, – на четыреста страниц переведенных на английский язык указов. Протоколы смерти, ее орудия, зафиксированные, доступные для прочтения, неопровержимые. Особенно много документов происходило из Польши и было подписано Франком, в том числе его первая прокламация: «С установлением генерал-губернаторства польские территории прочно входят в германскую сферу интересов»{348}. Лемкин, похоже, пристально следил за Франком – как за юристом, чьи взгляды были диаметральной противоположностью всему, во что верил он сам.

Хотя Лемкин был измучен физически и эмоционально, своему практическому подходу он не изменял. Существующие правила недостаточны, требуется нечто новое. Новое слово, несущее новую идею, всеобщий договор, защищающий группы от уничтожения и наделяющий все суды мира правом выносить приговор злодеям. Отныне суверенитет не будет включать право разделываться с подданными как вздумается.

Первые месяцы 1944 года Лемкин провел в Вашингтоне: писал статьи, консультировал и повышал квалификацию в школе права университета Джорджтауна{349} (в криминальном праве он разобрался лучше, чем в конституционном, за которое получил жалкую тройку). В то лето, ожидая издания книги, Лемкин с надеждой следил за переломом в войне. Стремительно продвигаясь на запад, Красная армия к концу июля отбила у немцев Лемберг, Жолкву и Волковыск. По пути обнаруживались следы страшных злодеяний. В августе советский журналист Василий Гроссман, корреспондент красноармейской газеты, описал увиденное в статье «Треблинский ад». Как это могло произойти? – спрашивал Гроссман. «…Что же это? Что же – наследственность, воспитание, среда, внешние условия, историческое предопределение, преступная воля руководителей?»{350}

Такие репортажи и такие вопросы начали вызывать отклик в Америке, уже подготовленной предостережениями Яна Карского и, пусть не в таком масштабе, выступлениями Лемкина. Президент Рузвельт поручил составление правительственного доклада Генри Моргентау-младшему, сыну того самого человека, который в ноябре 1918 года сообщал о Лембергском погроме евреев (погроме, выведшем на баррикады Лаутерпахта). В отличие от отца, младший Моргентау присоединил свой голос к другим, взывавшим о немедленных мерах для предотвращения «полного истребления евреев на контролируемой немцами территории Европы»{351}. Если правительство США не вмешается, бездействие обернется пособничеством. «Нью-Йорк таймс» впервые начала публиковать статьи о лагерях смерти в Польше, в том числе одна статья была посвящена убийствам в Яновском лагере во Львове{352}. Созданная Рузвельтом за несколько месяцев до того Комиссия по делам беженцев (War Refugee Board) подготовила подробный доклад «Немецкие лагеря уничтожения Аушвиц и Биркенау»{353}.

В этом ширящемся контексте вышла наконец и книга Лемкина – в ноябре 1944 года. Первой откликнулась «Вашингтон пост» 3 декабря, а месяц спустя «Нью-Йорк таймс» отвела первую страницу раздела рецензий положительному, хотя и не без оговорок, отклику. «Чрезвычайно ценный справочник», писал Отто Толишус, лауреат Пулитцеровской премии и бывший берлинский корреспондент, однако он переживал, что «сухой легализм» помешает книге завоевать ту широкую аудиторию, какой она заслуживает. Были у него и более серьезные замечания насчет тирад против немцев и утверждений, будто эти злодеяния отражают «милитаризм, проистекающий из врожденной порочности расового характера немцев», и что «подавляющее большинство немецкого народа привело Гитлера к власти путем свободных выборов» – печально, подытоживает Толишус, что Лемкин пытается защитить одни национальные группы, очерняя другую именно как группу{354}.

В целом рецензии были одобрительными, хотя не всех устраивала такая сосредоточенность на национальных группах. В архиве я наткнулся на гневное письмо Лемкину от Леопольда Кора, австрийского ученого и беженца (тоже замечательный человек, автор идеи «Малое прекрасно», которая сделалась популярной благодаря его ученику Эрнсту Ф. Шумахеру). К письму прилагалась рецензия, которую Кор решил не передавать в газеты. «Правление стран “оси”…» – труд «весьма ценный», писал в этом отзыве Кор, но столь же «опасный»{355}. Лемкин избирательно подает факты, и обвинять следовало бы нацистов, а не народ в целом. «Доктор Лемкин ни разу не упоминает национал-социализм», – протестует Кор, лишь самую малость преувеличивая: в главе о геноциде этот термин встречается, хотя и всего лишь один раз.

Кор относит эту книгу к жанру политического журнализма, а не академического исследования, поскольку Лемкин сосредотачивается на фактах, подтверждающих его концепцию, и таким образом представляет лишь одну сторону. Это «прусский метод написания истории». А самую жесткую критику заслужила глава 9, которая могла бы стать «наиболее интересной», если бы не серьезные изъяны. Настаивая на том, чтобы «основными бенефициарами» международного права были группы, Лемкин угодил в ловушку «биологического мышления», того самого, которое породило антисемитизм, а теперь производит антигерманизм. Следует говорить об индивидуальной ответственности, а не ответственности групп, писал Кор Лемкину, и нужно искать подход, который сделал бы «главным объектом заботы и защиты личность, а не группу». Ибо путь, избранный Лемкиным, «даже если не всегда заканчивается Гитлером, ведет именно к нему».