– Женщина?

– Да. Но, пожалуйста, пусть это останется действительно между нами, ты должен это обещать.

– И кто она? – спросил я.

– Тут есть одна проблема. Я не могу выдать ее имя. Я ей это обещала. Она ни в коем случае не хочет, чтобы это стало известно. Она хочет остаться анонимом.

София, пожалуй, прочитала по моему взгляду спонтанную мысль о том, что я только зря теряю здесь время. Поэтому она – по тактическим соображениям – заказала сразу два пива. И потом поведала мне, не особо преувеличивая, с какой легкостью она якобы раскусила эту тайну.

– Поскольку никому, кроме меня, не пришло в голову просто искать там, куда пришли деньги, – сказала она.

Говоря конкретно, у нее было задание сделать репортаж о получателях тех пожертвований, которые были связаны с публикациями в «Дне за днем», чтобы продемонстрировать читателям, как хорошо теперь идут дела у этих людей – и все благодаря бесплатной газете. Среди прочих она встретилась с Эгоном Зайльштеттером, руководителем приюта для бездомных во Флоридсдорфе, который первым получил конверт с десятью тысячами евро. И он в какой-то момент разговора проболтался, что у них тут давно было известно, кто благодетельница, но эта женщина непременно хочет остаться анонимной. Под клятву о молчании Софии удалось в конце концов вытянуть из него имя спонсорши, так она уверяла.

– Ну и что потом? – спросил я.

– Я ей позвонила, и она с зубовным скрежетом подтвердила это, – сказала София.

– Честно?

– Да, Герольд, огромное честное слово. Она была страшно огорчена, что Зайльштеттер выдал ее имя. И мне пришлось торжественно обещать ей, что больше никто не будет ее донимать.

– О’кей, – сказал я, ничего тем самым не говоря.

Ведь я был не из тех людей, которые могут мгновенно перестроиться на новую ситуацию, про которую совершенно не знаешь, чего от нее ждать. Кроме того, я не совсем понимал, чего, собственно, София Рамбушек хотела от меня.

– И потом я допустила грубую ошибку, я все рассказала на редакционной летучке, даже по-идиотски назвала ее имя. Сама не знаю, что на меня нашло, – продолжала она.

– И что?

– Норберт вышел из себя.

– Кунц?

– Да, Норберт. Сперва он сказал, что мы немедленно сделаем специальный выпуск. Тогда я сказала, что мы не имеем права называть ее имя. На что он сказал: «Естественно, мы назовем ее имя». На что я ему: «Так не пойдет, она хочет остаться анонимом». Тогда он мне: «Если имя стало известно журналистам, оно уже не является анонимным». На что я: «Это несерьезно, она этого не хочет. Мы не можем это сделать». А он: «Мы обязательно должны это сделать, это наш журналистский долг…»

Я не хотел перебивать ни ее, ни Кунца, но пришлось сделать это, чтобы быстро заказать для нас еще два пива.

– Итак, на это он: «Это наш журналистский долг. Собственник газеты снесет нам головы, если мы этого не сделаем». На что я: «Но я это обещала». На что он: «Будучи журналисткой, ты ничего не можешь обещать. Естественно, мы напечатаем это. Причем подробно, во всех деталях, с биографией, карьерой, ее мотивами и так далее».

Она позволила себе небольшую паузу, чтобы перевести дух.

– Ну и? – спросил я.

– Я, естественно, полностью вышла из себя и сказала, что совершенно точно этого не сделаю. Тогда он: «Значит, сделает кто-то другой». Тогда я: «Тогда я увольняюсь». И с этими словами вышла вон.

– Браво. А что он? – уточнил я.

– Он еще раз пришел ко мне и сказал: «София, мы должны дать эту историю, уже из-за одних только «Людей сегодня» и из-за клеветнического обвинения. Благодаря тебе у нас в руках есть доказательство. Ведь речь идет вообще о существовании всей нашей редакции. Разумеется, ты получишь огромный спецгонорар».

– А ты что на это? – спросил я.

– На это я повернулась и хлопнула дверью.

– Браво. И что?

– И вот мы сидим теперь здесь.

– Ага, – сказал я.

Тут мне пришлось немного подумать, прежде чем в голову пришел ключевой вопрос:

– И чего ты ждешь от меня, что должен сделать я?

– Взять у меня интервью, – ответила она.

– Интервью?

– Да, именно. Ты напишешь об этом в «Новом времени» еще до того, как бомбу взорвут в «Дне за днем», то есть самое позднее в пятничном выпуске.

Она достала бумажку и зачитала готовый текст:

«Новое время»: Госпожа Рамбушек, вы интенсивно занимались серией анонимных денежных пожертвований. Пришли ли вы к какому-нибудь результату?

Рамбушек: Да, я со всей определенностью знаю, кто этот человек, который раздает нуждающимся и их помощникам чудесные подарки. Надеюсь, будет раздавать и впредь.

«Новое время»: Вы можете открыть нам, кто же этот человек?

Рамбушек: Нет, этого я, к сожалению, открыть не могу. Это настоятельное желание самой персоны – и впредь сохранять анонимность. Защита личных данных – одна из главнейших журналистских заповедей, и я безоговорочно хочу ее придерживаться. Ведь эта персона не совершила никакого преступления, а сделала только добро, которое уже помогло множеству людей.

«Новое время»: Не могли бы вы сообщить нам что-нибудь о мотивах благодетеля или благодетельницы?

Рамбушек: Это личность, которая сама однажды оказалась в тяжелом положении, и она бесконечно благодарна тем, кто ее тогда выручил. Она хотела бы за это расплатиться.

«Новое время»: Эта персона к настоящему времени раздарила самое меньшее 130000 евро. Как она может позволить себе такое в финансовом отношении?

Рамбушек: Тут я могу вас заверить, что речь идет о деньгах, которые находятся в ее владении легально. Эта персона имеет свободную творческую профессию, в которой она в последнее время была очень успешна, в том числе и на международном уровне.

«Новое время»: Вы являетесь редактором в бесплатной газете «День за днем». Можно ли будет что-то прочитать об этом в вашей газете?

Рамбушек: Это зависит не от меня. Я, со своей стороны, убедительно просила, чтобы анонимность этого образцового человека была защищена. Я чувствую себя ответственной за это.

«Новое время»: А если имя все-таки будет названо широкой публике?

Рамбушек: Тогда я сделаю соответствующие выводы.

«Новое время»: Госпожа Рамбушек, благодарим вас за этот разговор».

* * *

Ситуация была из тех, когда тебе нужно задать около сотни важных вопросов, но ни один из них не приходит в голову. Кроме того, я заметил, что раньше куда легче переносил три пива в обеденное время. Что-то я чувствовал себя совсем разбитым. Интервью само по себе я находил отличным, в первую очередь потому, что все уже было сформулировано в готовом виде. А что касалось Софии, то она меня приятно удивила, оказавшись такой несгибаемой, с таким крепким хребтом – и это несмотря на ежедневные массажи «Дня за днем». Ее позиция поневоле вызывала у меня уважение. К счастью, мне самому не приходилось принимать в этом деле решения.