Однажды утром в конце марта Пауль вошел в комнату к Гермине, белый как полотно, и сказал: Wir gelten als Juden («Нас считают евреями!»)⁵. Витгенштейны вдруг обнаружили, что теперь и на них распространяются все антисемитские ограничения и запреты нового национал-социалистского режима. Паулю, которого уже и так отстранили от работы в Консерватории за патриотический пыл, теперь запретили преподавать в государственных учреждениях и выступать на публике в пределах Рейха. Вскоре нацистский взгляд упадет на Профессиональный институт для мальчиков, организованный Герминой. Во время урока в класс ворвется, размахивая свастиками, отряд мужчин в форме и прикажет эвакуировать помещение к 16:00, поскольку здание требуется для учебного центра Гитлерюгенда. Вскоре нацисты нашли и Хильду Шания и двоих ее детей, спрятанных в квартире на Герстхоферштрассе, 30, и узнали о ее связи с Паулем. Сами дети являлись достаточным доказательством, что еврей, отец Элизабет и Иоганны, виновен в Rassenschande (осквернении расы), как говорилось в пункте 2 Нюрнбергского закона о защите немецкой крови и немецкой чести: «Половая связь между евреями и государственными подданными немецкой или родственной крови запрещена».

Но прежде чем эти серьезные угрозы возымели воздействие, Гермина и Пауль столкнулись с еще одним обвинением: они нарушали декрет фюрера от 12 марта, касающийся Reichsflaggengesetz, или Закона о государственном флаге Рейха, согласно которому евреям запрещалось демонстрировать символ свастики. По иронии судьбы ненавистный флаг, который гестапо под угрозой ареста заставило Пауля повесить на Пале, те же безумные власти приказали снять на том основании, что жильцы теперь евреи и не имеют права его поднимать.

Карл Люгер, венский мэр-антисемит рубежа веков, поставленный перед задачей определить, кого считать евреем, предложил броскую формулу: Wer ein Jud’ ist, bestimme ich («Я решаю, кто тут еврей»). Гитлер закрепил эту привилегию за собой, и иногда (хотя и редко) жаловал свидетельство об арийском происхождении евреям, которые ему нравились. Однако он настаивал на праве проверять каждое заявление лично, изучал фотографии и рекомендательные письма. В большинстве случаев все зависело от того, был ли еврейский предок по отцовской линии настоящим отцом, или арийский любовник жены наставил ему рога. В таких случаях требовалось заверенное подписью заявление, — именно на это пришлось пойти верному союзнику Гитлера, фельдмаршалу Эрхарду Мильху. Когда гестапо обнаружило, что его отец Антон Мильх — еврей, он попросил мать подписать заявление, где та клялась, что его настоящий отец — ариец Карл Бауэр, ее дядя.

Чтобы обладать полными гражданскими правами при новом режиме, каждому требовалось свидетельство о гражданстве Рейха, которое можно было получить, только доказав арийское происхождение. Но само по себе часто это бывало проблематично. Еврея делает евреем кровь или религия? Что если один из родителей по крови наполовину еврей, но воспитывался как христианин? Эту путаницу якобы решали Нюрнбергские законы от сентября 1935 года, в которых указывалось, что евреем надо считать того, у кого по меньшей мере трое еврейских дедушек и бабушек, или того, у кого двое еврейских дедушек и бабушек, если он сам состоит на момент 15 сентября 1935 года или после в браке с евреем или членом еврейского сообщества. Далее устанавливалось, что обращение в христианство еврейского дедушки или бабушки не меняло их расового статуса, и для закона он оставался евреем; но даже это не проясняло всех случаев, и в марте 1936 года «Союз неарийских христиан Рейха» выпустил брошюру с вопросами и ответами: «Что можно сказать о браке наполовину арийца с девушкой, у которой один арийский родитель, но при этом арийская мать обратилась в иудаизм, так что девушку растили еврейкой? Что можно сказать о детях от такого союза?»[401]

В общем хаосе система выдавала тысячи сюрпризов и аномалий. Многие понятия не имели о крови или вероисповедании бабушек и дедушек. Дальнейшие исследования показали, что в системе гораздо больше еврейской крови, чем нацисты надеялись или ожидали обнаружить. Когда они узнали, что в Иоганне Штраусе, «короле вальса», течет еврейская кровь, то просто стерли его запись из метрической книги. Похожие сложности возникли с предками жены Рихарда Вагнера и с Лоренцо да Понте, либреттистом Моцарта, так что пришлось предпринять специальные меры, чтобы не запрещать представления «Женитьбы Фигаро», «Дона Жуана» и вальса «Голубой Дунай», а Гитлер мог продолжать наслаждаться фестивалем Вагнера в Байрёйте в компании внучки композитора.

Многих активных членов нацистской партии ждала жестокая встряска, когда они узнавали, что по Нюрнбергским законам их самих считают евреями. Бездарная английская подруга Гитлера Юнити Митфорд писала своей сестре Диане о женщине по имени Ева Браун: «Оказалось, она наполовину еврейка. Разве не замечательно… Мне ее правда жаль: все, что у нее было, это Партия и ненависть к евреям»[402]. В другом письме мисс Митфорд написала о своем друге Хайнце, члене СС и «настоящем нацисте aus Überzeugung (по убеждению)», который внезапно обнаружил, что он тоже наполовину еврей, и его жена искала помощи у мисс Митфорд, чтобы обратить внимание Гитлера на сложившуюся ситуацию: «Конечно, бедный Хайнц был совершенно erledigt (разбит), когда это услышал, и хотел сразу застрелиться, что кажется мне лучшим выходом… Разве не ужасно для них, бедняжек. Должна признаться, я испытала ужасное потрясение, когда она мне сказала»[403].

Случай Витгенштейнов выглядел, бесспорно, совершенно ясным. Их воспитали христиане-католики. Оба родителя (Карл и Леопольдина) были воспитаны в христианской вере. Бабушка по матери, Мария Кальмус (урожденная Сталнер; 1825–1911) не имела еврейской крови и была католичкой, но ее муж, дедушка по матери, Якоб Кальмус (1814–1870) был по крови и воспитанию евреем. В 1832 году они с матерью обратились в католицизм. По отцовской линии их бабушка Франциска Фигдор (1814–1890) тоже была еврейкой — хотя ее крестили в христианскую веру во взрослом возрасте, а ее муж Герман Христиан Витгенштейн (1802–1878) был, как написано в свидетельстве о крещении 1839 года, «образован в еврейской вере». То есть трое из четырех бабушек и дедушек Витгенштейнов были евреями, и по Нюрнбергским законам они считались Volljuden (полными евреями).

По словам Гермины: «В близком кругу мы никогда не считали себя евреями»[404]. Вполне возможно, но они не считали себя евреями, поскольку их предки обратились в другую веру, а не потому, что в них не течет еврейская кровь. Еще до смерти отца Пауль питал глубокий интерес к семейной генеалогии и нарисовал семейное древо, показывающее, что он происходит от нескольких известных в венской еврейской общине фигур: здесь были линии судебного финансиста и главного раввина Самсона Вертхаймера (1678–1724) и известного банкира, агента имперского суда и торговца оружием Самуэля Оппенхеймера (1635–1703). Через эти связи также обнаружилось также родство с двумя великими еврейскими композиторами XIX века, Джакомо Мейербером и Феликсом Мендельсоном. В детстве Пауль с Людвигом собирались вступить в венский спортивный клуб. Когда они узнали, что туда допускают только арийцев, Людвиг предложил сфальсифицировать бланк заявки, но Пауль отказался. Их дядя Луис, когда его спросили о еврействе Витгенштейнов, c усмешкой ответил: «Pur sang!»[405]Он, конечно, был ярым христианским евангелистом. Когда в Англии стали обсуждать антисемитизм нацистов, Людвиг, полный раскаяния, стал в абсолютно неподходящее время встречаться с друзьями, чтобы сделать официальное признание. Он считал, что каким-то образом заставил их поверить, что происходит из семьи арийских аристократов, а сам все это время был евреем.