Попов удовлетворенно огладил усы, крякнул:

— Да уж. Кубыть не Алексеев! А пластунов своих далеко не отпускайте, пригодятся еще. Вот так-то, Николай Федорович. Учитесь, пока жив!..

Учитесь… Да разве такому научишься?

— Здравия желаю, Евгений Харитонович!

Без стука. Без спроса. Ровным шагом. Сапоги с синим блеском. Ордена в ряд, плечи вразлет. Золотые очки, золотые погоны, золотые коронки. Лампасы шириной с Черное море. Генеральское сукно, генеральский взгляд.

Орел!

— Полковник Кайгородов, как я понимаю? Наш Донской Зуав? Рад, сердечно рад!..

Крепко пожимал мою руку Африкан Петрович Богаевский. Он был рад, сердечно рад. Какую бы латинскую мудрость вспомнить? Aqvila non captat muskas?

Орел мух не клюет!

* * *

Он ждал беды к вечеру. Слишком легко все удавалось, катилось, словно с горы, когда отказывают тормоза — быстрее, быстрее, быстрее. Нужные люди оказывались на месте, начальники умнели на глазах, даже телеграммы приходили вовремя. Мир словно играл в поддавки, заманивая в глухую ледяную степь, навстречу спешащей ночи. Поэтому он предпочел никуда не торопиться, чтобы встретить близкий закат не в одиночестве, благо дел оказалось много, с избытком. Вечер отступил, сменившись ночью, беда не приходила, и он, решив, что Мир все-таки капитулировал, хотя бы до следующего рассвета, махнул рукой и решил выспаться. Может, Мир скажет ему что-то важное во сне?

Он почувствовал опасность в пустом темном холле гостиницы, когда ступил на первую мраморную ступеньку, ведущую наверх, в близкое царство Гипносферы. Успел остановиться, без особой нужды поправить сбившийся на бок башлык…

— Как странно, Филибер! Сегодня у меня все получается — даже то, что получиться не может. Тебя и ждать не пришлось, вошла минуту назад. Ты… Ты, кажется, не так меня понял, мой Филибер! Я пришла не напрашиваться в гости, не на свидание — просто доложиться. Алексеев прислал телеграмму, я назначена его связным при Чернецове. Я не просила, не успела! Вначале даже не поверила, мы же только с тобой говорили… Потом поняла — судьба. А раз судьба, значит, ее нужно испытать…

Он слушал негромкую сбивчивую речь, грел в руках ее холодные пальцы и пытался понять, что не так, почему беда, которую он ждал, обернулась именно этой встречей. Менее всего он думал, что ночь сведет его с девушкой в подшитой офицерской шинели. С той, что сейчас уткнулась лицом в его плечо. С той, которую тоже поторопила судьба.

— …Думала, кого удастся найти первым — тебя или Чернецова? Хотела к тебе, но из принципа стала искать его. Не нашла, он где-то на станции, с железнодорожниками разбирается. Узнала, где ты живешь, забежала… Спасибо, мне уже теплее. Знаешь, стала меньше кашлять в последние дни. Странно… Надо радоваться, а мне… Мне страшно. Почему-то кажется, что я погибла — еще тогда, на станции. Села в поезд, нарвалась на бдительного комиссара… Мертвые не болеют, правда? И меня, уже убитую, куда-то ведут — в бой, к Корнилову, к тебе… Спасибо, что слушаешь меня, Филибер, спасибо… Сейчас пройдет, пройдет, пройдет…

Он не спорил, не торопил — слушал. Вокруг плескалась ночь, ледяной ветер бил в хрупкие стекла, где-то совсем хрипел мотор грузового авто, и он понимал, что случившееся — уже случилось, изменившийся по его воле Мир сделал, что хотел — с ним, с нею, с ними обоими. Ему воздали той же мерой.

— …И еще строчки вспоминаются — из Ивана Алексеевича Бунина. Словно кто-то в ухо шепчет, не умолкает… Можно прочитаю, Филибер? Это очень хорошие стихи, я произнесу их вслух — и успокоюсь. Доложусь тебе по всей форме, мы спокойно поговорим… «Я девушкой, невестой умерла. Он говорил, что я была прекрасна. Но о любви я лишь мечтала страстно, — я краткими надеждами жила. В апрельский день я от людей ушла, ушла навек покорно и безгласно — и всё ж была я в жизни не напрасно: я для его любви не умерла…»

Лабораторный журнал № 4

20 марта.

Запись двенадцатая.

«Решись — и ты свободен!» Долго искал автора. Нашел. Это Лонгфелло.

Вы, кто любите природу —

Сумрак леса, шепот листьев,

В блеске солнечном долины,

Бурный ливень и метели,

И стремительные реки

В неприступных дебрях бора,

И в горах раскаты грома,

Что как хлопанье орлиных

Тяжких крыльев раздаются, —

Вам принес я эти саги…

Я свободен?

Пожалуй, еще нет, однако сегодня решился — и съездил в тир, что в парке Горького. Поразительно, но тирщиком там все тот же памятный с самого детства Петр Леонидович. Даже не рискну предположить, сколько ему лет! В те давние годы, паля из воздушки по каруселям и Буратинам, я и предположить не мог, что в скромном тире стреляют не только из «тулок» и «ИЖей».

Петр Леонидович предложил новенький «Наганыч» производства концерна «Ижмаш». Удобная вещь: карболитовые щечки, треугольная в продольном сечении мушка… Я попросил что-нибудь более серьезное.

Нашлось.

В годы давние стрелял я прилично, но отсутствие опыта очень сказывается. Особенных успехов достичь не надеюсь, но тренировка не помешает. Вероятно, подействовал пример прыгучей Гамадрилы. Ниндзюцу по книге мне не выучить, мощным толчком тело на три метра не подбросить, винтом на 180 градусов не развернуться…

Договорились с Петром Леонидовичем на завтра и все последующие дни. Время есть, здоровье пока позволяет…

Второй удивил — и весьма. После столь серьезной разработки вопроса, я ждал, что он выберет для первого «погружение» нечто совершенно экзотичное. Отчего бы не поработать где-нибудь на Памире в 30-е или в Литве в начале 50-х? Пулемет «Вулкан» уж точно не заржавеет. В конце концов, можно создать реальность согласно формуле QR-0-0, то есть совершеннейшее подобие дня сегодняшнего — с хамом-начальником, осточертевшими коллегами, любимым Президентом, соседями, регулярно тебя заливающими — и помянутым пулеметом. Кое-кто так и делает, впечатления, как уверяют, ярчайшие. Интересно, что скажут «широкие массы», когда встанет вопрос о легализации Q-чипа? Гипносфера Джимми-Джона (всего-навсегда искусственный сон!) так и осталась полулегальной прежде всего из-за опасения неадекватной реакции этих самых «масс». Ее предсказать нетрудно: взвоют. Кто от восторга, кто от совсем иных чувств. Наивный Джеймс Грант считал, что даже для любителей пулеметов «погружения» полезны, ибо позволяют сбросить лишнюю агрессию. Может быть. Зато для власти (а также для жен и родителей) сама мысль, что подданный (муж, дочь-подросток) получить собственную Вселенную, которую никто не в силах контролировать!..

Распнут!

Потому и тормозят где и как только можно ноософерные исследования. Не из-за военных секретов — или не только из-за них. Такой степени свободы современное общество не вынесет. Мне лично это общество ну никак не жалко, но я не депутат, не Президент, не участковый. И дочь уже выросла.