— Ермолай Борисович Славик, — отрекомендовала Варвара Степановна. — Доктор наук, друг юных дней и мой главный научный консультант. Принимаете?

— Обижаете, — настороженно сказал я, все еще улыбаясь.

Оказывается, к встрече готовились не только мы. Открытие настораживало.

— Простите. Доктор каких наук? — поинтересовался Фима.

— Геолого-минералогических, — любезно сообщил Ермолай Борисович.

С лица моего главного консультанта сошла улыбка. А в разговоре случилась пауза.

— Да что ж мы стоим-то на пороге? — подключилась Алиса. — Прошу в дом.

В доме, прямо под фресками Страшного Суда, был устроен занавес, который загадочно колыхался. От этого шевелилась нарисованная на нем гора Килиманджаро, готовая к извержениям. Напротив Килиманджаро стояли бамбуковые кресла, неизвестно откуда добытые Алисой. Приглушенно звучала мелодия с тамтамами и криками ночной саванны. На подиуме уже извивались две природные африканки в набедренных шкурах. То есть в шкурах только на бедрах. В соседней кухне кровожадный воин Дим ударил скалкой по долго звенящей сковороде.

Представление началось. Страшный Суд, пучки копий, сипящий вулкан, тамтамы. Манекенщицы с безжизненными лицами. Хищные движения, какой-то палеолитический стиль одеяний. Лишь каменных топоров не хватало, право слово.

Как оказалось, нам являли последний писк моды. Точнее, рык. На меня он произвел окончательное впечатление. Сильно не хотелось, чтоб человечество откатилось к подобного рода стилистике. Долго потом придется возвращаться к фраку да вечерним платьям. Если вообще получится.

— Ваш режиссер умело создает настроение, — с улыбкой похвалила Варвара Степановна.

— Не тянет спрятаться в пещеру?

— Зависит от вас, огнепоклонники.

Время серьезных разговоров еще не настало, поэтому я лишь возвел очи к Страшному Суду. От него, мол, все и зависит. Даже не от Тараса нашего Григорьевича.

* * *

За столом, под боком БТР, все пошло на удивление неплохо.

Минувшие месяцы страха отличались еще и скудостью развлечений. Стосковавшиеся по общению с равноподобными, статс-дамы щебетали не хуже продавщиц из супермаркета. Многоопытный Дима распоряжался батареей бутылок. В его непростую задачу входил разогрев общества. В то же время он был обязан сохранить ключевые головы способными не только к восприятию, но еще и к запоминанию.

Разумеется, сначала выпили за Тараса нашего за Григорьевича. Мудрого спасителя от опасности астероидной. Который предвидел все задолго до. Когда никто еще и ухом не. Потом — за Нестора нашего Ивановича. Обеспечившего весь тыл по всему периметру оснований. Затем — за несгибаемого ракетоборца, за Ваграма нашего за Суреновича. И, наконец, — за избавление от напастей грядущих. Потому что хватит уже. Лучше заплатить.

— Не сомневайтесь, — вдруг заверила импульсивная Кристина Акоповна Туманян. — Карманы Ваграмчика я обчищу.

Все остальные жены до поры до времени таких обещаний не выдавали.

— Кристиночка, нужны не карманы Ваграма Суреновича, — промурлыкал Дима.

— Да? А что?

— Шахты баллистических ракет, — сказал я. — Вполне годятся под убежища. Человек на триста-четыреста.

— О! Поняла. Но все люди туда не влезут.

Мы с Димой одновременно вздохнули. Пусть влезут хотя бы те, кто влезет. И да будет мир их подземному дому. Как всякая дочь много чего повидавшего армянского народа, Кристина Акоповна обладала замечательной интуицией. На ее лице немедленно отразилась сильнейшая тревога.

— Девочки, — сказала она, — страшно подумать! А что, если Владимир Петрович прав? Почему вы молчите? У всех же есть дети…

Раушан Иванцова выронила бокал. По скатерти разлилось кровавое пятно.

— Сейчас подадут горячее, — мрачно сообщила Тамара Саратовна.

Большинство женщин вдруг повернулись к одной. К супруге главы правительства. Та решительно покачала головой.

— Нет. Горячее подождет. Думаю, пора переходить прямо к десерту.

— Сразу? — удивилась Раушан, старательно промокая пятно салфеткой. — Мы можем обидеть хозяев этого гостеприимного дома, — тут она слегка поклонилась Диме.

— Вряд ли. Хозяева этого гостеприимного дома заготовили для нас целую тонну ужасов.

— Ужасов? Для нас?

— Ну сами-то они уж видели.

— Вот интересно, — улыбнулась госпожа Расстегай-Крючканова. — Неужели целую тонну?

— Не меньше. Поскольку это и есть тот десерт, ради которого нас пригласили.

— А. Вот в чем дело, — глубокомысленно заявила супруга министра обороны. — И где дислоцируется ваша тонна ужасов, молодой человек? Только честно.

— А на втором этаже, — честно ответил я. — Дислоцируется.

* * *

Тонну ужасов подбирал Ефим Львович. Очень умело, надо сказать. Сначала на экране появился слайд, где псевдоастероид имел первоначальный вид, причем для масштаба сбоку помещалась малюсенькая Останкинская телебашня. Затем возникла уполовиненная Яча, уже после отделения камней. Наконец появилось размазанное пятно с нынешними размерами Карробуса. В несколько раз большими, чем изначальные.

— Эк его разнесло! Что это означает? — недовольно спросила боевая подруга министра обороны.

— То, что мы принимали за астероид, астероидом не является, — сказал я.

— Эге. Пришельцы, значит. И на что они способны?

— Земля только что пережила метеоритный кризис, — негромко напомнила госпожа Расстегай-Крючканова.

— И что? По большому счету — шиш! — ничего не вышло. Мы же за это выпивали. Атака, как говорится, отбита. Сейчас-то чего бояться?

— Будет странно, если притворный астероид просто возьмет и удалится, — все также негромко рассудила супруга главы ФСБ. — После унизительного поражения от таких малоразвитых существ, как мы.

Она умно сказала. На понятном для всех женщин языке чувств. Намекнула на то, что к нам, людям, включая и присутствующих в зале, возможно высокомерное отношение. Под конец словечко «мы» хорошо вставила. Исподволь готовя собравшихся дам к мысли о единомыслии. Ага, подумалось мне. Браво, браво, синьор Крючкано! Очень неглупой женой обзавелся. Вероятно, именно поэтому Жанна Игоревна оставалась у него и первой, и единственной. При всем при том шеф ФСБ в категорию мужей, которые думают женой, решительно не входил. Редкий получился у них союз.

— Не знаю, не знаю, — упорствовала генеральша. — Ну на что ваш колобок годен? Что может вытворить еще?

— Наш колобок, — поправил я.

— Какая разница? Наш, ваш… Он ведь удаляется. Ну и штык ему в пузо. Разве не так?

— От Земли удаляется. Но к Солнцу-то приближается, вот в чем беда.