«Спасибо за дочку, Лиза. Поправляйся. Ждем тебя с нетерпением. Ты нам теперь как родная. Семья Сазеевых.»

Пускать ко мне посетителей стали намного позже. И первой прорвалась неугомонная Янка. Она завалила меня апельсинами и даже пронесла контрабандный арбуз, который торжественно водрузила на тумбочку.

– Ну, Лисица, заставила ты нас поволноваться. – Выпалила она, гневно сверкая глазами. – Черт бы побрал эту ведьму! И кто бы мог подумать? Такая классная тетка. И чего ей только не хватало, задрыге?

– Молодости. – Прошептала я. – Ей уже стукнуло пятьдесят четыре, а она очень боялась потерять красоту. И решила, что может сохранить ее ценой чужих жизней. Ей это почти удалось.

– А вот хрен ей, заразе. – Ухмыльнулась Яна. – Будет теперь стареть как все. Только в камере.

– Она жива?! – Вытаращила я глаза.

– Живехонька. Такую стерву разве убьешь? Только для нее лафа закончилась. Менты ее стерегут как зеницу ока. И не только из-за того, что боятся, как бы она не удрала. Общественность спит и видит, как бы разорвать ее на части.

– Удивительно. Пожалуй, для нее самое страшное наказание это продолжать жить и видеть, как покрывается морщинами лицо и дряхлеет тело. Для нее это страшнее смерти. И она это заслужила.

Янка навещала меня каждый день, но однажды вместо нее на пороге палаты я увидела того, кого уже и ждать перестала. Тим остановился у двери, неловко держа в руках небольшой пластиковый пакет и не отрывая от меня глаз. Потом, будто опомнившись, шагнул вперед и протянул пакет мне.

– Что это? – Спросила я.

– Кофе. Тебе ведь здесь не разрешают. А я знаю, ты без него не можешь…

– С ума сошел. – Рассмеялась я. – Но все равно спасибо.

Он присел на краешек кровати и снова уставился на меня.

– Это ты меня вытащил из этой штуковины? – Спросила я.

Он содрогнулся и кивнул.

– Наверное, видок у меня был еще тот?

– Я думал, что ты умерла. – Тихо сказал он и опустил голову.

– Ты же сам говорил, что лисы живучие. – Напомнила я. Он усмехнулся. – Как Инна?

– Поправляется. Врачи разрешили забрать ее домой.

– Значит… значит вы уезжаете? – Выдавила я, сама удивляясь тому, что эта новость огорчает меня до слез.

– Нам пора. Отец уже нанял для нее лучших врачей и все такое… Кстати, он просил тебе передать. – Тим достал из кармана пластиковую карту и протянул мне. – На твое имя открыт счет в банке. На нем двадцать тысяч баксов. И не вздумай отказаться! Быстро добавил он, заметив выражение моего лица.

Он снова надолго замолчал, а потом неожиданно сказал:

– Я тебя во сне видел.

– Могу себе представить, что это был за кошмар. – Смущенно засмеялась я.

– Почему кошмар? Нет. Совсем даже наоборот.

– Надеюсь, в твоем сне я выглядела получше чем сейчас?

– Ты была очень красивая. – Серьезно сказал он.

– И что я делала?

Теперь засмеялся он:

– Лучше тебе этого не знать.

Мы снова замолчали. Наконец он тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение и решительно поднялся.

– Ну, я пошел.

– Конечно.

– Удачи тебе.

Я попыталась, чтобы улыбка выглядела как натуральная. Когда он вышел из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, я прошептала в пустоту:

– И тебе тоже удачи.

И заплакала.

Когда мне разрешили ходить, я первым делом разузнала, в какой палате лежит Оксана и отправилась к ней.

Девочка все еще была без сознания, хотя ее состояние заметно улучшилось. Я просидела возле нее больше часа, прислушиваясь к слабому дыханию. С этих пор я приходила сюда каждый день.

Я садилась на ее постель и начинала негромко с ней разговаривать. Я рассказывала ей обо всем на свете. О том, как она выздоровеет и начнет готовиться к поступлению на курсы модельеров, как она станет самым знаменитым дизайнером, поедет в Париж и будет устраивать собственные показы. Лучшие манекенщицы мира будут демонстрировать ее наряды, а весь мир будет рукоплескать ей.

Я говорила и говорила, надеясь, что она слышит меня, пусть даже и не может ответить.

И однажды, когда я по обыкновению смотрела на ее бледное спокойное лицо, и рассказывала, какой знаменитой она станет, ее длинные ресницы дрогнули и она открыла глаза. Я тихо вскрикнула, прикрыв рот ладошкой, а она посмотрела прямо на меня и слабо улыбнулась.

– Спасибо тебе, Лиса. – Прошептала девочка. – Мы поедем в Париж. Только обязательно вместе. Обещаешь?

* * *

Прошло три месяца с того дня, как я выписалась из больницы. Постепенно кошмар начал забываться. Жизнь стала налаживаться. Я почти смирилась с мыслью, что больше никогда не увижусь с Тимом.

С Борисом мы расстались. Я так и не смогла объяснить ему, почему принимаю такое решение и он ушел, затаив на меня обиду. Но я старалась не думать об этом. Да у меня и времени-то не было. Мне неожиданно позвонил один из тех, к кому я обращалась сразу после приезда в этот город в поисках работы и предложил невероятно интересный проект – оформление новой серии произведений зарубежных классиков. Оплата, которую он мне пообещал превзошла самые смелые ожидания, а сама работа казалась просто фантастикой!

Пятно на стене Оксаниной спальни исчезло само собой, как только девочка пошла на поправку. Мы не стали говорить ей о его существовании и о том, как она, смертельно напуганная, просила у нас помощи, явившись призраком.

В один прекрасный день, по чистой случайности заглянув в давно пустующий почтовый ящик, я с удивлением обнаружила белый конверт на свое имя. Внутри оказалась красивая открытка, надписанная аккуратным полудетским почерком. Меня приглашали посетить торжество, посвященное бракосочетанию… Инны Ежовой.

Решиться на то, чтобы воспользоваться приглашением, было не просто, но в конце концов, отбросив колебания, я начала собираться в дорогу. Часть денег, заплаченных мне отцом Инны я потратила на новенькую восьмерку и собиралась заодно обкатать ее на трассе.

Я прибыла в город в день венчания, которое должно было состояться в красивейшем соборе на центральной площади. Мне повезло: место для парковки я нашла более чем удачное, почти перед самым входом в церковь.

Я вылезла из машины, поставила ее на сигнализацию и сделала несколько шагов ко входу в храм, но чем ближе я подходила к церкви, тем медленнее становились мои шаги.

Не доходя до входа нескольких метров, я развернулась на сто восемьдесят градусов и двинулась в обратную сторону. Мне надо было подумать. Прошагав метров двести и ничего существенного не надумав, я поплелась обратно.