– Мне читать не надо, я их и так знаю. А ты вспомни лучше туман. Тот, который между яростной силой и мудрой безмятежностью, где ты рахата за косичку таскал.

– Чего тебе от меня надо? – по-прежнему не поднимая глаз, осведомился Биллинг. Ему очень хотелось запустить в бармена чем-нибудь увесистым, тем же бокалом, например. – Я здесь первый раз и не все понимаю. Если тебе есть что сказать – говори по делу.

– Так вот, – как бы не слыша, продолжал бармен, – он, как и всякий туман, из капелек состоит. Мы, можно сказать, как раз в одной из них. Внутри. Соображаешь?

– Нет.

– Это был риторический вопрос.

– Хватит из меня дурака строить! – окончательно разозлился Биллинг. – Что я должен сделать? Тоже мне умник нашелся, сидит тут со своими рюмками…

– Это не рюмки, а чаши.

– Да хоть кастрюли. Ты мне можешь объяснить, зачем я здесь? Может, мне спросить о чем надо? Или дернуть тебя за что-нибудь?

– Не надо меня ни за что дергать, – насупился бармен. – Я и так все скажу. Ты ведь здесь, чтобы дорогу узнать, не так ли?

Биллинг с сомнением огляделся. Конечно, ему хотелось узнать, как отсюда выбраться, но бармен как-то очень пафосно произнес слово «дорога», явно имея в виду нечто иное. Биллингу вспомнился благочестивый проповедник из Церкви Учеников Силы Истины, говоривший примерно с теми же интонациями.

– Итак, – настойчиво продолжал бармен, – ты хочешь узнать дорогу?

– Подожди-ка, – Биллинг подозрительно уставился на бармена, – ты случайно не из ЦУСИ?

– Безусловно.

– Надо же. И куда вы, богоугодные, только не пробрались?!

– Безусловно, я не из Церкви Учеников, – спокойно пояснил бармен, – но, по-видимому, дела еще хуже, чем я думал. Ты действительно не знаешь, зачем сюда попал. Единственное, что тебе интересно: как отсюда быстрее выбраться, и значит, беседовать нам о чем-то нетривиальном сейчас бессмысленно. Это плохо, потому что время заканчивается, – бармен покосился на свои чаши. Стоящие в ряд сосуды вибрировали и, соприкасаясь друг с другом, производили мелодичный звон. – Ну что ж, как говорится, кто не умеет плавать, тот должен хорошо нырять. Давай выдохни, вдохни и открывай глаза.

– И все? – усмехнулся Биллинг и вдруг понял, что усмехается в темноту. Казино исчезло, только по хрустальному звону еще можно было понять, с какой стороны барная стойка…

А потом Биллинг открыл глаза и увидел знакомый нулевой интерьер собственной каюты. Он некоторое время бессмысленно озирался вокруг, пытаясь сообразить, что же все-таки произошло. В голове ворочалась тяжелая, спутанная груда мыслей. Жемчужное зерно здравого смысла если где-то там внутри и лежало, то в совершенной недоступности. Лишь две вещи он знал наверняка. Во-первых, все, что было там, среди мерзлых холмов, и потом в пустом казино, – реальность. Он знал это с той отчетливостью, с какой человек, нечаянно севший на колючий куст, понимает, что куст, черт бы его побрал, действительно существует. Во-вторых, что ничего этого в реальности, конечно, не происходило, просто он задремал, а теперь проснулся. Все остальное, в том числе собственный разум или, например, представление о том, который час, вызывало сомнения.

– Предположим, я не сумасшедший, – вслух размышлял Биллинг, – и тот якобы бармен говорил правду. Собственно, что он, кроме прибауток, сказал?

Звон не прекращался, но уже было ясно, что к бокалам эта мелодия отношения не имеет. Сосредоточившись, инспектор понял, откуда идет звук, – стерегущая система сообщала о том, что кто-то расположился перед дверью в каюту.

И тут инспектор всерьез забеспокоился – реальность опять дала трещину. Он прекрасно помнил всю эту сцену и знал, что будет дальше. Вот теперь в каюте он один, потому что отпустил ребят осмотреться на корабле, и разбудил его именно сигнал стерегущей системы. А сейчас он, как идиот, встанет и откроет дверь, чтобы впустить серую тварь, а потом…

– Спокойно, – скомандовал себе Биллинг, – если ты спишь, то и бояться нечего. А если не спишь, значит, во всем разберешься понемногу, и нечего из себя рангутанга строить.

Он больно ущипнул себя за ляжку, охнул и решил, что не спит. Раньше – до того как довелось расширить сознание, Биллинг решил бы простодушно, что раз не спит, то стало быть, бодрствует, а кругом нормальный мир, где время не склонно ни к петлянию, ни к прочим дурацким шуткам. Но теперь, обогащенное новым здравым смыслом инспекторское сознание легко опровергло примитивную логику, подбросив целый веер вариантов. Например: он пока так и не спустился с «Небес», все еще живет в дебрях чужих фантазий, где и боль, и удовольствия по высшему разряду, а реальности вовсе не сыскать. Или, например, так: он действительно сейчас проснулся, а все эти приключения со стрельбой из бластера, прекрасной миэмкой и дремучим командором ему как раз и снились.

Биллинг зябко передернул плечами – сигнал стерегущей системы продолжал петь. То, что стояло в коридоре, не думало уходить. Хмуро посматривая на входную дверь, он на всякий случай поскреб кобуру под мышкой – по идее бластера там не могло быть, раз командор его конфисковал, но какая-то тяжесть с той стороны чувствовалась.

– Понятно, – проворчал Биллинг секунду спустя, разглядывая чудесным образом вернувшийся бластер, меланхолически вытащил обойму, убедился, что одного патрона, того самого, что он отстрелял на «Небесах», по-прежнему не хватает. – Вот, значит, как, глюки продолжаются, и главный сумасшедший, видимо, я и есть. Посмотрим, что там на этот раз – серая тварь или опять две луны с тропинкой.

Кряхтя, он поднялся с кресла и направился в сторону двери. Рукоять готового к бою бластера удобно лежала в ладони, и он вдруг ощутил легкую радость от того, что больше не нужно напрягаться, думать о причинах и последствиях. А если бластер не поможет, так стерегущая система уж точно не подведет. Биллинг мельком оглянулся на маленькие конусы лазеров, почти сливавшихся с белизной потолка, и краем глаза уловил какое-то движение на большом иллюминаторном мониторе у себя за спиной.

На экране два человека прогуливались по широкому, шикарно отделанному коридору. Биллинг сразу узнал эти две облаченные во все белое фигуры. Джаны ходили вперед-назад синхронно и грациозно, как почетный караул у могилы Первого Венценосного Консула. Большое фиолетово-синее панно с морским пейзажем на заднем плане эффектно оттеняло их белоснежные одеяния, а на гладко выбритых головах отсвечивали огни коридорных светильников. Адепты одновременно открывали и закрывали рот, звука не было, но Биллинг понял, что исполняется гимн. На лицах поющих адептов светилось такое неколебимое спокойствие, словно они на ходу позировали для собственных портретов.

– И что это должно означать? – неизвестно к кому обратился Биллинг. – Зачем на моем экране эти красавцы? – Тут он запнулся, потому что разглядел цифры четыреста двенадцать, проступавшие тонкими серебряными линиями на темном фоне панно. Инспектор тяжело опустился в первое попавшееся кресло. Выстроенная с таким трудом картина мира опять треснула – по одну сторону осталась версия насчет того, что все это во сне, а по другую возникло ощущение явной и несомненной реальности происходящего.