У Кима Филби упало сердце, когда в июле ему позвонил Николас Эллиотт и «пригласил в контору». Прошло всего семь месяцев с тех пор, как Макмиллан отвел от него все подозрения. Неужели МИ-5 нашла новые доказательства? Или заговорил очередной перебежчик?

— Опять какая-то неприятность? — насторожился Филби.

— Скорее наоборот, — последовал ответ.

Несмотря на бурный скандал вокруг дела Крэбба, Эллиотт нашел время продемонстрировать свою лояльность особой закваски. Он сделал то, что обещал и во что никто (включая Филби) не верил: устроил второй приход своего друга в МИ-6.

Возвращение Кима Филби в британскую разведку показало, что «клуб старых друзей» функционирует без сучка и без задоринки: одному шепнули на ухо, другому кивнули, с третьим пропустили по стаканчику — и колесо завертелось.

Николас Эллиотт последовательно просвещал журналистов и поддерживал близкие отношения с несколькими крупными издателями. В доме Уайта, где он устраивал регулярные ужины, Эллиотт знакомил журналистов-ветеранов с шефом. Ян Флеминг, его боевой товарищ по морской разведке, стал зарубежным уполномоченным медиа-холдинга «Кемсли», куда входила газета «Санди таймс». «В те времена СРС поддерживала тесную связь с полезными людьми, — впоследствии вспоминал Эллиотт. — А Ян был весьма полезен: у него имелись важные контакты в разных точках, и он периодически получал ценную информацию. Я к нему обращался, когда мне нужен был кто-то в Лондоне и, гораздо реже, в других местах». Флеминг с готовностью «смазывал колеса» британской разведки. «Кемсли-пресс» давала добро многим своим зарубежным корреспондентам на сотрудничество с МИ-6 и даже брала оперативников на работу в качестве иностранных корреспондентов. Другим полезным журналистом был Дэвид Астор, издатель газеты «Обсервер». Позже Астор попытался как-то затушевать свои связи с британской разведкой, но за ними с Эллиоттом тянулся длинный шлейф отношений: сначала Итон, а в тридцать девятом году Гаага, где Астор, по словам его кузины, актрисы Джойс Гренфелл, «имел дела с секретной службой», как раз когда там работал Эллиотт.

Летом пятьдесят шестого Эллиотт попросил Астора об одолжении: не возьмет ли он Филби внештатным корреспондентом в Бейруте? Издатель с радостью пошел навстречу. С усугублением Суэцкого кризиса журналистская братия толпой повалила на Ближний Восток. У Филби был опыт репортерской работы, и он когда-то уже писал для «Обсервера». Через отца, жившего сейчас в ливанской столице, он получил бы доступ к местной элите. Астор связался с Дональдом Тирманом, издателем «Экономиста», которому нужен был стрингер в Бейруте, и они ударили по рукам: «Обсервер» и «Экономист» будут вместе пользоваться услугами Филби и платить ему 3000 фунтов в год, а также покрывать его дорожные и прочие расходы. Одновременно Эллиотт договорился о том, что Филби возобновит работу в МИ-6, но уже не как офицер, а как агент, собирающий информацию для британской разведки в одном из самых чувствительных регионов мира. Он будет получать предварительный гонорар через Годфри «Пола» Полсона, шефа бейрутского отделения МИ-6 и близкого друга Ника Эллиотта, некогда работавшего в Вестминстере вместе с Филби. Эллиотт утверждал, что Филби «был восстановлен в правах из соображений элементарной справедливости», а также потому, что он принесет пользу с его большим опытом в закулисной игре. «Страна много потеряла бы без Филби с его способностями». Впоследствии Астор станет неубедительно доказывать, будто понятия не имел, что Филби, готовя материалы для газеты, одновременно работал на МИ-6. Серая зона между тайным и явным была для Эллиотта естественной средой обитания. Джордж Кеннеди Янг, в то время шеф ближневосточных операций, сделку одобрил. «Все переговоры вел Ник, — позже объяснил Янг. — А я просто дал добро».

Филби принял двойное предложение без колебаний. Эта сделка устраивала всех: «Обсервер» и «Экономист» получили опытного репортера с хорошими связями на месте; МИ-6 — бывалого агента в неустойчивом регионе, причем агента с журналистским прикрытием, что даст ему свободу перемещений; Эллиотт помог другу снова сесть в седло; ну а Филби получил неплохие деньги и возможность начать новую жизнь в солнечном Бейруте.

Дик Уайт, возглавивший МИ-6, вовсю вел охоту на Третьего, но при этом не воспрепятствовал возвращению Филби в разведку. В тот момент у него, скорее всего, не было никаких подозрений. После публичного заявления Макмиллана дело против Филби положили под сукно, и, по словам биографа Уайта, ни у кого «не было желания бередить старые раны». Будучи убежденным в его вине и «раздосадованный тем, что Эллиотт проявил себя одним из самых стойких приверженцев Филби», Уайт, по свидетельству очевидцев, «не выказал никаких эмоций», когда речь зашла о возвращении опального сотрудника. Хотя возможен и такой вариант: Эллиотт предпочел умолчать о том, что Филби вновь зачислен в штат. Старшие офицеры МИ-6 пользовались значительной свободой и в отдаленных точках вели дела практически бесконтрольно. А офицеры в Бейруте полагали, что новый шеф в Лондоне «знать не знает» про их дела, «а если б узнал, то пришел бы в ужас». Некоторые историки высказывали предположения, что Уайт, посылая Филби в Бейрут, заманивал его в ловушку с тонким расчетом, что тот установит контакты с советской разведкой. Но скорее Уайт просто не знал (а возможно, и не желал знать) всех подробностей, а Эллиотт не хотел его в них посвящать. Возвращение Филби из небытия было делом рук одного человека. Как пишет Филип Найтли, «именно Николас Эллиотт, старый приятель и самый ярый защитник [Филби] в СРС, дал ему шанс вернуться в клуб».

И снова жизни Эллиотта и Филби пошли параллельными курсами: второй отправился на Ближний Восток, в то время как первый занял пост нового шефа МИ-6 в Вене. Обычно такой восторженный, на этот раз Эллиотт не высказывал особого энтузиазма по поводу своего назначения. Вена, писал он, «встречает вас суррогатом веселья и запахом коррупции». Город показался ему немодным и скучным, с ограниченными возможностями для разведчика высокого класса. Его бывший школьный дружок Питер Ланн, которого он сменил на этом посту, передал ему в наследство прекрасные апартаменты с видом на дворец Бельведер, достаточно просторные с учетом растущей семьи. А еще он ему оставил взбалмошную повариху-словенку Ирэну и красный «вулзли» (единственную в городе, а потому слишком заметную машину для секретного агента). Он катался на лыжах по выходным, вышучивал занудных местных коллег и организовывал шпионскую сеть. Но Австрия наводила на него тоску. «Венский климат не способствует всплеску энергии», — писал он.

Бейрутская миссия Филби оказалась последней каплей для его брака. Эйлин и без того «преследовали мысли о том, что Ким заклятый изменник родины», она пережила сильный стресс, пока он не был публично оправдан, сейчас же, когда она узнала, что муж покидает страну, у нее начался запой, из которого она уже не смогла выйти. Вопрос о том, чтобы последовать всей семьей за ним в Бейрут, просто не возникал, она не пыталась его остановить, а хоть бы и попыталась, это все равно бы ничего не изменило. Встревоженный столь стремительным распадом личности, психиатр даже ненадолго поместил ее в психолечебницу. Пока дети находились в пансионе, Эйлин затворилась в мрачном доме в Кроуборо, который, по словам Флоры Соломон, «она как-то поддерживала в надежде на примирение со своим заблудшим Кимом». Филби пообещал Эйлин оплачивать счета и отбыл.