будем периодически наведываться в Союз для встречи с твоим сыном. Надеюсь, мы не будем затягивать с рождением нашего общего ребенка.

— Стефан, я до тебя никак не доберусь, какие еще дети. Ладно, ты высылай мне приглашение на въезд, и я сразу куплю билет до Болгарии. В этот раз я поеду на поезде прямо до Софии, где ты должен меня встретить. Сама я вряд ли найду дорогу домой.

— Хорошо, я тебя встречу, — и парень отключился.

Покупка билетов, увольнение и сборы заняли еще около месяца. В начале апреля Надя собралась уезжать в Болгарию. В день отъезда ее сын Мишка был как никогда ласков, все время ластился к Надежде и никак ее от себя не отпускал.

— Мишка как чувствует твой отъезд, доча. — сказала мать, — Ты прям сегодня на поезд?

— Нет, завтра. Сегодня я переночую у Лили, а завтра c утра отправлюсь в Болгарию. Из Калинина я на поезд могу не успеть. Слишком рано вставать. Мам, ты мне хоть пиши про Ленку, Мишку и себя, ладно, — сказала грустно Надежда, целуя сына в макушку.

Мать обняла ее, погладила по голове и сказала:

— Конечно, дочка не переживай. Но помни, если тебе вдруг там станет плохо, сразу возвращайся. Знай, что мы тебя любим и всегда будем ждать домой, чтобы не случилось. У Нади от матерных слов навернулись слезы. Она резко встала и отправилась за своими вещами.

Вечером Надежда приехала в Москву. Там ее ждали Лиля и Женька. Борис еще не пришел с работы. Подруги уселись поболтать о жизни, зная, что расстаются, возможно на всю жизнь.

— Ну что Лилечка, — спросила у нее Надя, как у вас дела с Борисом? Не устала еще от семейной жизни.

— Что ты, Надюша, у нас все хорошо. Хотела бы еще одного малыша родить, но Борька сопротивляется. Не хочет, говорит рано. Он после армии вообще другим человеком вернулся, все больше молчит. Раньше, как заведенный был, а сейчас будто силы экономит.

— Ты его хоть откормила?

— Нет, не в коня корм. Как пришел худющий, так таким и ходит. Но я его любым люблю и худым, и толстым. Иной раз подумаю, что я без него и страшно становится.

— А с чего такие мысли Лиль?

— Не знаю, как нахлынут неожиданно, так сразу жить не хочется.

— Не нужно, не привлекай беду. У вас все хорошо, а будет еще лучше, — подбодрила подругу Надя.

— А как дела у Юльки?

— О, Юлька после нового года попала в нехорошую историю. Она ж у нас партизанка, рассказала мне только недавно, что к ней привязался какой-то богатый мужик и пригласил ее на дачу. Она отказалась, а он начал угрожать жизнью Сашкиной.

— Это того мужика, с которым она периодически встречается? — уточнила Надя.

— Да, он какой-то шулер, короче не знаю кто он. Он не всегда дружит с законом. Ну вот, Юлька поехала и ее там опоили и изнасиловали. Еле выбралась. Хорошо таксист добрый попался, помог ей вовремя слинять.

— Надо же Лиля, а я даже про Юльку этого и не знала, — задумчиво сказала Женька.

— Да я сама только узнала.

— Скажи мне Лиля, а сколько там было насильников? — вдруг уточнила Надя, — трое?

— Трое, — удивилась Лиля, — а ты откуда знаешь?

— Да так, сон приснился, — загадочно сказала Надя и с грустью посмотрела на Женьку.

В соседней комнате заплакал Серенька, Лиля побежала посмотреть, что там приключилось.

Девушки переглянулись.

— Надь, — прошептала Женька, — выходит твои пророчества сбываются. Сначала деньги, теперь три мужика. И что же выходит, что с Борькой что-то случиться?

— Тьфу, тьфу, тьфу, — плюнула через левое плечо Надя. — Может сон сбудется только наполовину. Юлька, она сильная, справится, а Лиля не знаю. Страшно представить.

— Надь, если тебе что-нибудь про меня привидится, хоть даже страшное, ты мне скажи, пожалуйста, ладно?

— Хорошо, обязательно скажу. Ну, а как там Томочка? — поинтересовалась Надя, отвлекаясь от неприятных мыслей.

— Томочка трудится и пытается забеременеть, но пока что у них ничего не получается, — ответила Наде Женька.

— А у тебя как, Жень.

— А я вот глубоко беременна.

— А как с Пашкой?

— Живу. Моего Дмитрия забрали в армию, я хотела уйти от Пашки, а он не пускает. Предлагает попробовать еще разок попытать счастья в совместной жизни.

— Ну а ты?

— Пробуем, ради ребенка, но не люблю я его Надь, не люблю. Как встретилась с Дмитрием, так все и поняла про наши отношения. У нас все плохо, Надь. Мы делаем вид, что все хорошо, а на деле все очень плохо. И ему плохо и мне, но мучаемся, живем. Ну а ты сама, готова к жизни в чужой стране.

— Готова, Жень. Я туда съездила, посмотрела.

— Ну и как там?

— Ничего особенного, но жить можно.

— Надь, а ты его любишь?

— Да что же вас всех зациклило на одну тему, — сказала со злостью Надя, — люблю, не люблю, какая разница.

— Большая Надь. Ну ладно, может тебе повезет больше, чем мне. Тебя хоть Стефан встретит?

— Конечно. Сегодня отправила ему телеграмму, что выезжаю. Через три дня мы воссоединимся.

— Ты хоть нам пиши, как у тебя дела, ладно?

— И вы мне пишите. Как родишь и кого, сразу сообщи.

— Будет сделано. Может когда-нибудь к тебе в гости приедем. Только за границу так тяжело вырваться и денег у нас таких нет.

— Жизнь меняется, может когда и приедете.

На следующий день Надя распрощалась с подругами и отправилась в путешествие. Она приехала на вокзал очень рано, за два часа до отправления поезда. Сидеть и ждать поезд было скучно и Надежда решила съездить в Болгарское посольство, разузнать, в какой стадии находятся направленные ей более двух месяцев назад документы.

До посольства было недалеко, и Надя надеялась, что вернется очень быстро. Сев на автобус, девушка тронулась в путь. Через двадцать минут автобус попал в пробку, но времени было еще вполне достаточно, чтобы добраться до посольства и вернуться обратно. До цели она добралась только через сорок минут. Однако, получить информацию ей так и не удалось. В посольстве был обеденный перерыв, а ждать его окончания, времени уже не было. Надежда вернулась на автобусную остановку и принялась дожидаться обратного автобуса. Его все не было.

Наконец он подошел. До отправления поезда оставалось меньше часа. «Ничего, успею,» — успокоила себя девушка и отправилась в обратный путь.

По закону подлости автобус шел очень медленно, останавливался на каждой остановке и никуда не торопился. На платформу Надя вбежала тогда, когда поезд уже тронулся, издавая прощальный сигнал.