уединение было единственным подарком, который она могла сделать отсутствующей женщине.

Роберт гадал, сколько они смогут развлекаться в отсутствие людей, не затоскуют ли по обществу других.

Ди опустила в воду носовой платок, выжала и протерла лицо – щеки, обгоревшие на солнце, начинало неприятно стягивать.

– Если мы будем скитаться достаточно долго, кто-нибудь и отыщется. Можем отправиться на лодке через океан в Париж или в Константинополь… или в Лондон…

Но Роберт возразил:

– Нет, Дора, все исчезли. Остались только мы. Тебе придется удовольствоваться мной, а я попытаюсь удовольствоваться тобой, и нам придется довольствоваться тем, что осталось в мире. Ты сама установила эти правила.

Тогда Ди заговорила о других мирах. Может, они отправятся в иные миры. Может, существуют волшебные двери, через которые можно туда попасть. Раньше она верила, что в особняке Общества психейных исследований живет волшебство, с этой идеей носился ее брат…

– Нет, – капризно настаивал Роберт. – Придется смириться с тем, что у нас есть только этот мир.

– Хорошо, – ответила Ди.

Но в конце концов они покинули родовую усадьбу, когда в стране не осталось ничего посмотреть. Они уплыли во Францию, пили чай в Бомбее, осматривали пирамиды. Состарились. Лежа на одеялах на набережной Ялты, они глядели, как солнце пробкой отскакивает от Черного моря и попадает точно в зазор между двумя полумесяцами, как желток, вернувшийся в скорлупу. Они поселились в незнакомом душном дворце, где лежал толстый слой пыли и было много книг на языке, которого они не знали, а вокруг благоухал разросшийся буйный сад.

Ди и Роберт вяло спорили, кто умрет первым и оставит другого в одиночестве.

– Ну, это уже от нас не зависит, – сказала Ди.

– Не зависит, – признал Роберт.

Роберт перебрался на корму и вытянулся рядом с Ди, найдя ее руку. Лодка плавно покачивалась.

– Ты мне дорога́, – проговорил он. – Ты же это знаешь?

– Да, – ответила Ди, подумав: «Я тоже немного люблю тебя, Роберт Барнс». – Под моим началом нет другого мужчины, которого я предпочла бы тебе, – пробормотала она.

Она повернула голову и прижалась разгоревшимся лицом к виску Роберта, вдохнув анисовый запах его тоника, запах его пота и запах летнего дня. Понемногу они задремали.

Вестибула

Вечер еще не наступил, когда Роберт попрощался с Ди у музея. Он не мог остаться на ночь – его ждал комитет по здравоохранению и благосостоянию народонаселения.

– А как насчет моего здоровья и благосостояния, лейтенант? – спросила Ди.

Роберт поцеловал ее.

– Я уверен, ты сумеешь о себе позаботиться, Дора. Но я постараюсь прислать сюда людей вскрыть сточную трубу в углу. Пахнет наверняка оттуда. Видимо, забилась.

Ди подняла руку, но ее лейтенант уже отвернулся и зашагал прочь. Гнилостный смрад стал еще плотнее на дневной жаре, и атмосфера на улице казалась невыносимой. Трупная вонь словно сгустилась и обрела плоть: Ди так и чувствовала, как потрескавшиеся желтые пальцы проникают за ворот платья.

Она отперла дверь большим ключом, вошла в музей и сразу задвинула засов.

В галерею первого этажа она поднималась медленными, шаркающими, пробуждающими эхо шагами – ноги точно свинцом налились после долгого дня на солнца. Волосы на затылке, промокшие от пота, высохли жесткой коркой. Ди хотелось, чтобы Роберт остался, но вместе с тем она испытывала облегчение оттого, что он ушел: лейтенанту безопаснее находиться подальше от музея и ее соседа.

К черному выходу предстояло двигаться через всю галерею. От резкого перехода с вечернего солнца к сумраку огромного зала Ди ощутила легкую дурноту. На Полях они пили воду из крана, но она была теплой и отдавала пылью, и Ди по-прежнему мучила жажда. Ей нестерпимо хотелось вволю напиться холодной воды из колонки.

– Добрый вечер, – на ходу сказала она молодой женщине в сером комбинезоне с толстым диском в руках, сидевшей на стуле позади печатного пресса. – Передайте всем, что я сейчас вернусь. Мне нужен лишь глоток воды.

Когда до двери на задний двор оставалась пара шагов, Ди вдруг остановилась. Она раньше не видела в музее восковую женщину в комбинезоне.

Δ

Огненно-рыжие волосы, забранные в высокий плотный пучок, прямая спина, сжатые челюсти восковой женщины придавали ей сосредоточенное, мрачноватое выражение. Серый комбинезон был сшит из толстой ткани, оказавшейся удивительно гладкой на ощупь – Ди оттянула край двумя пальцами. Талию восковой женщины охватывал ремень с кобурой, над которой выдавалась толстая прямоугольная рукоять пистолета. На груди была белая бирка с вышитой черными нитками надписью: «Лейтенант Харт». Женщина казалась не старше самой Ди.

Узкая кровать с простым коричневым одеялом, натянутым без единой морщинки, подумала Ди: больше в комнате этой аккуратной, серьезной и странно одетой молодой женщины почти ничего и не было бы. На стенах ни одного украшения, маленький чемодан с одеждой задвинут далеко под кровать. Единственным предметом мебели, помимо кровати, будет ночной столик, на который она кладет на ночь черный пистолет в кобуре, потому что эта женщина каким-то образом служит в армии. Она боевой офицер, настоящий лейтенант, не как ее Бобби.

Ди вынула диск из рук восковой женщины.

Оказалось, это два диска, вставленные в восьмиугольную темно-синюю табличку толщиной с небольшую книгу. На диске слева была маркировка «ГОРИЗ», на правом – «ВЕРТ». По внутренней окружности дисков шли цифры, как у компаса, со стрелками над нулем. В центре непонятного устройства находилось окошко с вдавленным значком, в котором Ди узнала мишень для стрельбы. Под мишенью находилась маленькая красная кнопка. На кнопке был знакомый музейный символ, нанесенный белой краской: Δ.

Треугольник подтверждал – женщина-солдат на своем месте, она экспонат музея. Под кнопкой стояло словосочетание, которого Ди не поняла: «ПОЛЕЗНАЯ НАГРУЗКА».

На ощупь пластинка оказалась твердой и тонкой – Ди еще не приходилось встречать подобного материала. Когда Ди постучала по ней ногтем, пластинка отозвалась звонким щелчком. На полу у ног лейтенанта Харт стоял большой зеленый металлический ящик с четырьмя маленькими турбинами, торчавшими из стенок. «БЕСПИЛОТНЫЙ БОЕВОЙ ЛЕТАТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ», – было выведено белыми буквами на крышке зеленой коробки.

Ди не знала, что делать с женщиной-лейтенантом, равно как и с двумя прилагающимися объектами; у нее лишь промелькнуло ощущение, что меньший, несмотря на отсутствие соединяющего провода, каким-то образом контролирует больший. Более того, Ди не могла понять, как она проглядела этот манекен – женщина-военный находилась рядом с дверью в крошечный огород, куда Ди выходила десятки раз, таская ведра с водой или собирая овощи.

Ди могла поклясться, что раньше восковой женщины с ее непонятными устройствами здесь не было, но это невозможно – вот же она. Да и приборы не так уж непонятны: на первом этаже