рассудительности едва не стоили Гзайлуну жизни. Несправедливо, что такая молодая женщина, как ты, неразрывно связана с обделенным умом мужчиной. Я предлагаю тебе расторгнуть ваш брак. Я сам позабочусь о твоем муже, он будет помещен в один из домов, где содержатся те, кого надо защитить от последствий их поведения, и те, кто опасен для общества.

— О мудрейший! — возразила Уатба. — Бедный Гзайлун — муж мой перед Богом и будет им всегда. Закон не должен противоречить воле Господней. Я буду очень несчастна, если его запрут там, где я не смогу ухаживать за ним так, как положено. Он отец моих детей, и в глазах Неба он — мой венец, блеск которого целиком зависит от меня. Мой муж никому не причиняет зла, но, поскольку ума ему не хватает, мне приходится думать за двоих. Из-за лени, к коей он склонен, он впадал в полное слабоумие, и это приводило к досадным злоключениям. Я использовала и брань, и угрозы, и даже побои, ибо только страх удерживал его от глупостей. Когда мне удалось добиться послушания, я решила вести себя по-другому и попробовать заставить его занять, так сказать, иное положение. Я держала его при себе, освободив от всякой работы, когда, на беду, он снова сбежал из дома и явился сюда. Как получилось, что он не нашел защиты в царском дворце, там, где ее ищет всякий мусульманин? Такова, видно, его судьба и моя тоже. Я прошу тебя о милости: верни мне мужа! О мудрый халиф! Гзайлун дорог мне, мой долг его любить и беречь. Да, мой муж глуп, но он верный мусульманин, он простодушен, как ребенок, но очень добр. Если он нечаянно кого-то в Багдаде обидел, вот четыре тысячи золотых, это всё, что у нас есть. Я принесла их в качестве платы, и, коли этого мало, я готова пойти в тюрьму, лишь бы его отпустили.

Уатба не отличалась красотой, но была молода, свежа и непосредственна, а движения ее были исполнены благородства. Халиф устыдился того, что лукавил с ней ради минутного развлечения и посмеялся над глупостью ее мужа, но у него под рукой всегда были средства, позволявшие избавиться от угрызений. Он что-то прошептал на ухо своему главному евнуху, и вскоре тот вернулся с ларцом в руках и привел Гзайлуна.

— Уатба, — молвил Харун, — вот твой муж. Я одарил его дорогой одеждой за жалость и верность, которые он сумел тебе внушить, несмотря ни на что. По тому, какую необычайную привязанность к тебе выказал этот человек, хотя с виду он кажется совершенно не способным на какие-либо чувства, я заключил, что ты женщина достойная, и был прав. Я беру вас обоих под мое покровительство и не требую никакой платы за освобождение Гзайлуна. Прими эти четыре тысячи золотых, которые я добавляю к той сумме, что ты хотела пожертвовать ради него.

Первым, что увидел Гзайлун, войдя в тронный зал, была его жена. Прежде всего он попросил у нее прощения за то, что ушел из дома, а потом указал на свой новый наряд:

— Переменился! Я переменился! — Тут он заметил халифа. — Ах! Когти! Ах! Рога! Наместник! Господин наместник!

И Гзайлун спрятался за спину жены.

Уатба, почтительно поклонившись, приняла из рук евнуха ларец с царским подарком, тут же положила в него свои кошели и передала Гзайлуну. Оба еще раз поклонились и покинули дворец.

Четыре тысячи золотых — это капля в море по сравнению с кладом, который нашел Гзайлун, но они давали Уатбе возможность пользоваться деньгами в открытую. Халиф дал четыре тысячи: и уже через час весь Багдад знал, что он подарил ей целый сундук золота.

По дороге во дворец Уатба заметила, что на главной площади продается приличный с виду дом. Она заглянула туда на обратном пути и не вышла, пока не купила его и не получила ключи.

Вернувшись к себе, женщина первым делом погрузила два мешка с золотом, что хранились у нее в тайнике, на ослицу и вдвоем с Гзайлуном, который служил ей подручным во всяких секретных делах, отвела ее в новый дом. Для перевозки остальных вещей она наняла обычных носильщиков, и уже к вечеру вся семья переехала. Раньше дом принадлежал богатому торговцу. Он продал его вместе с обстановкой, и потому там было всё, что нужно для жизни. Весь квартал провожал Уатбу, и каждый знал про подарок халифа.

Уатба не намеревалась транжирить свое состояние, но на следующий же день купила очень хорошую мулицу и два мешка.

Потом она попросила Гзайлуна сесть верхом на новую скотинку и поехать вместе с ней навестить его братца. Само собой, дурак был очень рад прогулке. Уатба села на ослицу, муж поехал следом.

Они добрались до развалин. Гардун, названый братец Гзайлуна, сидел прямо на груде камней, которая прикрывала ход в подземелье. Завидев гостей, зверек спрятался, но Гзайлун успел его заметить.

— А, вот он, наш братец! — воскликнул дурак.

— Надо к нему зайти, — сказала Уатба. — Теперь у нас две скотины, им надо вдвое больше корма. Давай-ка, Гзайлун, разбросай камни и открой вход.

Муж не заставил себя упрашивать, и вскоре показалась черная плита с кольцом. Уатба зажгла лампу, спустилась вниз, прошлась по подземелью и осмотрела великолепные вазы.

— Что ты ищешь? — поинтересовался Гзайлун.

— Я ищу твоего братца, но его нигде нет, придется нам без спросу взять у него морковку.

И женщина подошла к вазам с монетами, наполнила золотом четыре мешка и отдала мужу, чтобы он погрузил их на ослицу и мулицу.

— Теперь закроем вход и поедем домой, — сказала Уатба. — Вернемся сюда вечером, посмотрим, может, тогда твой дружок окажет нам честь.

Она заложила ход в подземелье несколькими камнями и вместе с мужем пешком вернулась в город.

После обеда они еще раз проделали тот же путь. Уатба опустошила все вазы, велела Гзайлуну закрыть вход и забросать камнями так, чтобы его не было видно, а потом вернулась в Багдад. В подземелье остались драгоценные вазы, но женщина решила, что когда-нибудь расскажет об этом кладе своим детям, а сейчас лучше поостеречься и оставить его на месте.

Когда Уатба устроилась в новом доме и убедилась, что богатство ее уже никого не удивит, ибо все верят в покровительство и щедрость халифа по отношению к ее семье, она занялась Гзайлуном.

Мудрая женщина боялась, что, когда дети подрастут, они устыдятся