– Вот и ладненько. Значит, я стреляю? – спросила Соня, держа палец на спусковом крючке.

– Не боишься сделать хуже, чем есть на самом деле?

– Хуже уже некуда.

– Ты просто еще не знаешь. А когда узнаешь, будет слишком поздно. Чего застыла? Давай, стреляй! Расстреливай свою счастливую жизнь, если у тебя ума не хватает ею воспользоваться…

И Соня выстрелила. Зеркало рухнуло, разлетаясь на осколки, один из которых острием вонзился ей в ногу. Соня вскрикнула и, выронив ружье, повалилась на пол. Превозмогая боль, вытащила осколок из кровоточащей раны, кое-как обмотала снятой рубашкой ногу прямо поверх джинсов. Еле дотащилась до кровати и упала навзничь, проваливаясь в глубокое забытье.

И снова она видела горящим свой дом, но теперь Соня находилась внутри, задыхаясь от дыма и пытаясь открыть заклинившее окно. Она закричала от страха и… проснулась. Села в кровати и, откинув одеяло, с недоумением уставилась на ноги без единой царапины. А это еще что за фокусы?

Кинулась к зеркалу и встала перед ним как вкопанная: оно цело-целехонько! Неужели это коварное Зеркало грез опять что-то напутало? Ну уж нет, на этот раз ему не отвертеться! А чтобы оно ее больше не морочило, с ним нужно покончить раз и навсегда. И Соня снова полезла в подпол.

Вернулась с ружьем и устроилась немного поодаль. Пальнула, почти не целясь, и еле успела укрыться за печью-галанкой от крупного осколка, пролетевшего мимо ее уха.

Вот и все! Навсегда покончено с этим чертовым зеркалом, будь оно неладно вместе с его грезами. И только спрятала ружье, как услышала шум и крики бабушки Феклуши, рвавшейся в дом.

– Сонюшка! Открой! Что у тебя стряслось? Открой, впусти меня! – колотила та со всей мочи во входную дверь. – Сонюшка! Я выстрел услышала, вот и прибежала. С тобой все в порядке? Да жива ли ты там или как?!

– Жива я, жива, – успокоила Соня старушку, открывая дверь. – Чистила ружьишко, а оно возьми да и выстрели.

– Ну и напугала ты меня! Чуть сердце из груди не выскочило, – посетовала она, усаживаясь за стол. Еле отдышавшись, спросила: – А пироги-то где?

– Какие пироги? – спросила Соня.

– Так сладкие, с яблоками, твои фирменные. Ты же их вчера хотела испечь, неужели забыла?

Соня в недоумении огляделась и, заглянув в печь, достала глиняную миску с пирогами. Приготовила чай, разлила по чашкам и только после этого села за стол, чувствуя, как от волнения кружится голова: неужели все, что с ней произошло, было только сном?! Вот это да-а!

– Вкусные получились. Молодец, без сладенького мужа не оставишь, – между тем нахваливала Сонину стряпню бабушка Феклуша, уминая пирожки и запивая душистым чаем. – Так ты когда яблоки-то думаешь собирать? Пора уже. Я-то Медуницу и твою, и свою уже недели две как собрала, к Яблочному Спасу, а теперь за Усладу принялась. Скоро и до Антоновки очередь дойдет. А у тебя в саду, как я погляжу, и конь не валялся. Яблоки любят, чтобы их вовремя срывали. Тогда они и храниться будут дольше. А как соберем, я тебе помогу варенье сварить. Что ты больше любишь? Может, пастилу? Или посушить?

– Пастилу, – отвечала машинально Соня, почти не слушая старушку.

– Странная ты сегодня какая-то. Неужели еще от дороги не отошла? Чать сюда путь не близкий. Ну так ты давай отсыпайся. Я к тебе через пару деньков загляну, тогда яблоками и займемся.

Необыкновенно теплая осень вступила в свои права, раскрашивая природу в великолепные золотистые и красно-оранжевые цвета. Соня подолгу сидела на завалинке и смотрела в ясное, без облачка, голубое небо, радуясь все еще жаркому солнцу. Она потихоньку приходила в себя, наслаждаясь отдыхом, которого скоро лишится, пустившись в опаснейшее в своей жизни путешествие.

Теперь, после того как разбилось зеркало, она жила на кухне, в большую комнату даже не заходила. Глупость, конечно, но лучше держаться подальше от груды осколков, в которые она превратила свои мечты.

Через несколько дней Соня стояла у высоких ворот своего дома и, сдерживая дрожь в коленях, жала без перерывов на кнопку звонка.

– Да иду! Уже иду! – услышала она раздраженный голос пасынка и приготовилась к худшему: он обругает ее на чем свет стоит, прогонит прочь да еще и палкой вслед бросит. Если вообще не прибьет. Но обратного пути для Сони нет.

Калитка отворилась, и Федя замер на пороге, увидев перед собой мачеху, живую и невредимую.

– Ты?! Откуда? Разве ты не погибла при теракте?

Выражение удивления сменилось искренней радостью, которая поразила Соню. Это могло означать только одно: он не остался равнодушным к предполагаемой гибели мачехи и теперь готов даже смириться с ее существованием.

– Вот это сюрприз!

– Для кого – для тебя или для отца? – с вызовом спросила Соня.

Федя должен понимать, что она пришла не виниться, а к себе домой.

– Для обоих. Как это тебе удалось? Разве с того света возвращаются? – В его словах послышалась ирония, и Соня насторожилась.

– Я же вернулась. Значит, возвращаются.

– Да-да, конечно, я и забыл: ты ведь у нас ведьма. Для кого-то теракт оказался смертью, а ты жива-здоровехонька. Тебя не так просто уничтожить. Наверняка поможет лишь осиновый кол в сердце. Да и ему это вряд ли под силу… пока не отрезать твою косу.

– Чем тебе моя коса помешала?

– Тем, что именно ею ты прельстила моего отца.

– А где он сам? Может, спросим у него?

– Отдыхает. Но из-за твоего возвращения, так и быть, я его разбужу. Ну, проходи, счастливица, – он пропустил Соню в калитку, замкнул ее и отправился следом за мачехой. – А ты постройнела. Заходи, не стесняйся.

– Нечего мне стесняться, я пришла к себе домой, – осмелела Соня, хотя представления не имела, как отнесется к ее возвращению Федор.

Может, и говорить не захочет, сразу выгонит вон из дома. И все же надеялась, что обрадуется, ведь она не погибла. А дальше будет видно.

– Ты в его кабинете пока побудь, – предложил Федя, заходя в дом. Он проводил Соню в ближайшую от входа комнату и зашел следом, плотно притворив за собой дверь. – Пусть останется секретом для всех твое возвращение. Особенно для отца… Сначала его нужно осторожно подготовить. Все-таки стресс, как-никак. Ты себе даже представить не можешь, как он переживал, узнав о твоей смерти. Врачи боялись, что его удар хватит. Но вроде обошлось. А вот как отреагирует на твое воскрешение, даже вообразить трудно – переживет ли?

Ирония сквозила не только в словах, но и голосе, интонации, словно он разговаривал с глупенькой девочкой. Соня старалась не обращать на это внимания, так как целью ее прихода по-прежнему оставались мальчики.

– Что-то Леши и Гоши не видно. Где они? В своей комнате играют, чтобы Федору не мешать?

– Где же им еще-то быть? Весь день у компьютеров, не оторвать.