– Не видела таких.

– Оригинальные. Подруга из Доминиканы вернулась, подогнала.

– Спасибо. Боюсь, они крепковаты для меня. Я к своим самокруткам привыкла, – и достала из кармана зеленый портсигар.

– Дайте-ка погляжу! Стильно. Алина иногда любит мои сигариллки со мной за компанию покурить.

– Разве она курит?

– Редко. Андрей терпеть не может запах табака, – все с той же едва скрываемой насмешкой в голосе заметила Жасмин. – Она даже флакон духов в машине возила: несколько затяжек сделает, а потом опрыскивается с ног до головы, чтобы он не учуял.

– И чем же вам так не нравится Андрей?

– С чего вы взяли, что он мне не нравится? Вообще-то он мне деньги платит, – отрезала дизайнерша.

– И все же?

– Давайте вы мне лучше расскажете, что здесь все-таки происходит.

У Жасмин было умное и недоброе лицо. Носогубные складки четко очерченными, глубокими линиями упирались в тонковатые от природы губы, а уголки глаз, словно у пожившей у плохих хозяев и затаившей обиду собаки, хотя Жасмин вряд ли было больше сорока, уже заметно опустились. Зато одежда и обувь – яркая кофта-размахайка, широкие укороченные полосатые брюки и кожаные, специально состаренные тупоносые ботинки – были отличного качества. Так одевалась особая каста модниц – женщин, которые свои комфорт и индивидуальность ставят в укор другим: разнаряженным в узкие платья и шкандыбающим на неудобных каблуках мужским игрушкам.

– Хозяйки нет дома с понедельника, – не став кружить вокруг да около, ответила Самоварова. – И записки она не оставила. Это все.

– И вы здесь в качестве следователя?

– И да и нет. Мой гражданский муж – давнишний друг Андрея.

– А у Андрея Андреевича, оказывается, есть друзья?

– Как вы могли бы охарактеризовать Алину в одном предложении? – вместо ответа спросила она.

– Да как можно охарактеризовать человека, находящегося в глубокой депрессии? – наконец без насмешки то ли спросила, то ли констатировала факт дизайнерша.

– Даже так? И давно вы это заметили?

– С первой нашей встречи.

– Но никто из близких, ни муж, ни Жанна, этого не замечали.

– Глаза в глаза глаза не увидать. В противовес расхожему мнению не все, кто пребывает в депрессии, лежат пластом на кровати и рыдают в подушку.

– Даже не спорю. – Что такое депрессия, Самоваровой было хорошо известно на собственном опыте. – И с чем, вы думаете, было связано ее состояние?

– Хм! С тем, что она отчаянно пыталась приспособиться к роли красивой и гибкой куколки. Но против себя не попрешь. Для этой роли она уж слишком, к большому сожалению для ее близких, чувствительна, – нахмурила свои татуированные брови Жасмин. – В нашем обществе еще много истеричных коз, которые, живя в придуманной патриархальным обществом парадигме, имеют только одну понятную цель – захомутать худо-бедно обеспеченного мужика. Когда цель наконец достигнута, они обретают относительный покой. Ну, подбухивают от тоски, ну, потрахиваются втихаря на стороне, но такие скорее с жизнью расстанутся, чем со своим гребаным статусом! Я чувствовала: Алина никогда не сможет стать такой.

Варвара Сергеевна не без удивления слушала незваную гостью и краем глаза продолжала ее разглядывать.

Как правило, знакомясь с новым человеком, люди, особенно женщины, осознанно или подсознательно хотят понравиться. Здесь же считывался иной посыл – Жасмин было все равно, какое впечатление она произведет на новую знакомую.

Варваре Сергеевне на миг показалось, что эта женщина тоже вчера побывала под Калугой, только, в отличие от Андрея, она пообщалась там не с «мерзкой космической тварью», а со своей единомышленницей.

– Вам не нравится институт брака? – просто спросила Варвара Сергеевна.

– Да этого института давно не существует! Оглядитесь вокруг – одни руины.

– Вы сами-то были замужем? – полюбопытствовала Самоварова и услышала вполне ожидаемый ответ.

– Имела глупость, по юности.

– И брак оказался неудачным…

– Да нет уже такого понятия – «удачный брак»! – Жасмин говорила относительно спокойно, но Самоварова почувствовала, что ей хотелось закричать. – Условно удачным он мог еще быть в те времена, когда бедным людям семья нужна была для того, чтобы выжить и кормить потомство, а богатым – чтобы кому-то передать нажитое непосильным трудом. А в нынешнее время… Удачный – это вот ради всего этого? – Она обернулась и ткнула коротким фиолетовым ногтем в сторону большого дома. – Так сейчас, при известном уме, любая женщина сама может себе на это заработать. Вопрос еще и в другом – от кого и почему им нужно прятаться в пространстве из пятиста метров? Человеку, для нормального функционирования, нужны комната, кухня и ванна. – Жасмин оценивающе оглядела Самоварову. – Вы сами-то, наверное, не так живете?

– Не так.

– Вот видите! При этом в вас есть достоинство, у вас есть профессия.

– Быть женой и хозяйкой тоже профессия. А у Алины, что, не было достоинства? – невольно усмехнулась Самоварова. – Я как раз много слышала об обратном.

– Вы слышали о ней то, что она ожидала о себе услышать. Это, знаете, как фильтры для инсты – ваши подписчики увидят ровно то ваше лицо, которое ожидают, заходя, увидеть.

– Алина, насколько я знаю, не любила соцсети.

– А лучше бы любила! Иногда нарядная пустота способна прикрыть нелицеприятную правду.

– Она и прикрылась на время. Например, таким, как вы, экстравагантным дизайнером, обустроившим ей дом в элитном поселке. Только хватило ее ненадолго.

Жасмин смахнула с лица свою длинную розовую челку.

– Я вам про это и говорю… Алина почему-то решила, что ее место в этой матрице, где муж – статус – ребенок – дом и есть смысл женского существования. Но когда мы себя обманываем, наша сущность непременно взбунтуется, выдав в виде протеста какой-нибудь синдром.

– И что же у нее был, на ваш взгляд, за синдром?

– Хрен его знает, я же не психолог… На стреме она всегда была, понимаете? Как человек, каждую минуту ожидающий неприятного звонка. Помню, ей было некомфортно в общественных местах. А некоторые вещи, на которые другая не обратила бы внимания, вызывали у нее неадекватную реакцию. Как-то в одном гипермаркете она увидела девочку, которой мать не купила какую-то копеечную игрушку. И этот эпизод моментально выбил ее из колеи – она сжалась, глаза потемнели, а после, запрыгнув в свою машину, быстренько со мной распрощалась, хотя по плану мы должны были посетить еще пару мест.

– Думаю, у нее началась паническая атака.

Жасмин глубоко затянулась.

– Возможно… И она могла бы со мной этим поделиться. А что? Сейчас они, по статистике, чуть ли не у каждого третьего. Где-то прочла, что уровень тревоги школьника средних классов подобен уровню тревоги пациента психиатрической лечебницы пятидесятых годов прошлого века. А куда деться? Это естественная, как насморк или понос, реакция организма на внешние раздражители, коих у нас в избытке. Но для Алины имидж превыше всего – разве она посмела бы признаться кому-то в том, что ей плохо?