Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете, мне не хочется с вами ругаться, – примирительно произнесла дизайнерша. – Я всего лишь наемный сотрудник. Не забывайте: у Алины есть муж и лучшая подружка, которая, уверена на сто процентов, давно мечтает занять ее место, – спокойно выдавила она очередную порцию яда.
– А я и не пытаюсь с вами ругаться. Я лишь, равно как и вы, высказываю свою точку зрения, – завершила разговор Самоварова.
Из дневника Алины Р. 2 июня
Как же мрачно и тревожно на душе!
В моей голове словно грязная, сваленная вата.
Я живу в перевернутом мире. И все в нем вроде бы на месте – и дом, и достаток.
Только самого главного – ощущения счастья – нет.
Это похоже на плохую экранизацию любимой книги – представляешь себе одно, а получаешь, с теми же героями и декорациями, совсем другое.
Наверное, человек в помыслах может легко отказаться от чего-то, что долгое время являлось его целью, но так и не принесло счастья, если у него есть достойная замена. Альтернативный фундамент дома, на котором стоят накрепко выстроенные им самим стены.
На деле же, думаю, все гораздо сложнее.
Но именно возможность иного (пусть только в мыслях) развития сюжета прочно подпирает человека изнутри.
Я стала хорошо понимать своего погуливающего без обязательств на стороне Андрея и того же Ливреева. Стабильность пресыщает.
Время от времени им нужно выбраться из норки и глотнуть на чужбине свежего воздуха, а затем, с новыми силами, вернуться домой к ставшему родным человеку.
Так и с больными: выздоравливают именно те, кому есть что терять, есть куда возвращаться.
У меня же ни собственного фундамента, ни стен как не было, так и нет.
Все годы брака во мне жила только ложная надежда на то, что, отдавая мужу себя и свое время, я однажды получу взамен то, что ищу, – Любовь.
Но Андрей сумел дать мне лишь статус, крышу над головой и несколько коробочек с дорогими украшениями.
Ты, конечно, успела подумать – а как же сын?
Я вот что думаю: ребенок не должен расти в декорациях. Лучше один раз испытать боль от развода родителей, чем приспосабливаться к предательскому сквозняку, проникающему сквозь щели и окна.
Сложно сказать, поймет ли меня Тошка…
Но я решила твердо: при первой же возможности разведусь.
Время наше столь суетливое, что и страдать детям некогда, – уроки, компьютер, айфон, и, конечно, умник-психолог, сложивший ручки на груди, чтобы изложить схемы выхода из любой ситуации.
Найду работу, обживусь и заберу у мужа Тошку.
Да знаю, я, знаю, что просто так не отдаст…
За ним же вся королевская конница и вся королевская рать, а за мной – только бывшая стриптизерша и покосившийся обгорелый домишко.
Но больше всего я не хочу существовать, как отец: в мучительной неудовлетворенности собой.
Не видя иного выхода, он пошел по пути к смерти, пытаясь последним из способов что-то нам доказать.
А я хочу жить!
Ради сына, ради самой жизни.
Если отец что и доказал мне, то только от противного: человек обязан быть счастливым, то есть жить в ладу с собой.
Пишу, а руки снова дрожат.
Надо выпить успокоительного, пока не накрыла паника.
Вроде бы у нас сегодня вечером гости.
Надо что-то приготовить.
Даже думать не могу про еду.
Опять слезятся на солнце глаза.
Кажется, я стремительно превращаюсь в вампира.
Еще бы знать, как жить с этим дальше.
Но не у кого спросить.
От распоряжайки прилетело на ватсап: «Кофе готов. Только пусть сама пиздует за ним на террасу».
И следом же, торопливое: «Извините, Варвара Сергеевна, ничего личного».
К этому моменту Жасмин, после ставшей неприятной для обеих дам беседы, успела залипнуть в своем мобильном, демонстративно строча кому-то сообщения.
– Жанна приготовила кофе, – вставая с лавки, сказала Варвара Сергеевна.
Она набрала Валерию Павловичу, все еще находившемуся в большом доме, но он на звонок не ответил.
– Да я, пожалуй, поеду, – Жасмин поковырялась в мешковатой сумке, достала из нее зеркальные очки-стрекозы и, надевая очки, безо всяких эмоций произнесла: – Держите меня в курсе насчет Алины. Можно через Жанку, у нее вроде был мой номер.
– Окей. А дом, кстати, интересный у вас получился. Особенно внутри.
Жасмин дежурно улыбнулась и сделала жест: рогатку из двух пальцев.
«Валер, я хочу прогуляться. Буду нужна – дай знать», – отправила Самоварова доктору сообщение, с облегчением распрощавшись с заторопившейся по неотложным делам дизайнершей.
Выйдя из калитки, Варвара Сергеевна направилась в сторону детской площадки в глубине поселка.
Жизнь в поселке, в противовес будням, в воскресный день кипела. По умытым с утра таджиками мощеным дорожкам неспешно прогуливались семейные пары, в основном возрастные, облаченные в джинсы и майки или спортивные костюмы. Женщины, оторванные прогулкой от домашних забот, были наспех причесаны, с собранными в пучки или хвосты волосами, а мужчины, освободившись от тугих галстуков и узких начищенных ботинок, прятали скопившийся за неделю стресс и недосып под солнцезащитными очками.
Встретилась Самоваровой одна пожилая пара, неспешно и неправильно пытавшаяся заниматься скандинавской ходьбой. Они единственные охотно с ней раскланялись в ответ на ее приветственный кивок. Остальные лишь нехотя кивали в ответ и тут же, с оттенком легкого раздражения на лицах, возвращались к своим разговорам.
Все здесь шло своим чередом, и никому из соседей не приходило в голову, что рядом с ними в красивом, светлом, недавно отделанном доме уже неделю трещала по швам чья-то до недавнего времени простая и понятная жизнь.
Кларисса (на что и надеялась Самоварова) выгуливала на детской площадке внучат.
Со спины ее можно было бы принять за няньку лет сорока пяти.
Узнала ее Варвара Сергеевна по звонкому голосу и синей брендовой олимпийке с логотипом «D&G».
Кларисса с легкостью носилась по песочнице, громко командовала и что-то постоянно подправляла в постройке детей – девочки лет шести и мальчика немногим старше.
Детская площадка с большими возвышающимися по центру цветными качелями и двумя смешными, в виде слоника и медвежонка горками, была полна галдевшими детьми и рассеянно приглядывавшими за ними взрослыми, умостившись на лавочках, залипшими в своих телефонах.
– Дина, ну пойдем уже обедать! Видишь, как вы утомили слоника, он от вас плачет, – уговаривала молодая женщина рыженькую шуструю малышку. Девочка спустилась с горки и, не обращая внимания на окрик, тут же снова побежала к лестнице, на ходу подталкивая в спину слегка квелого с виду, но явно довольного ее обществом мальчугана.