– М-мм… – не могу найтись с вразумительным ответом.

В полнейшей растерянности смотрю на документы в своих руках, ведь в голове до сих пор не укладывается прочитанное.

– Ах вот оно что, – неприязненно морщится мужчина. – Только сейчас прочитала что ли?

Не удивляюсь тому, что он сам тоже в курсе содержимого, при том, очевидно, давно.

– Да, – отзываюсь глухо.

Достаю из кармана пиджака почти пустую пачку и беру ещё одну сигарету.

– Не многовато ли за один раз? – вяло улыбается Костя.

Мужчина бросает многозначительный взгляд в сторону остатков не так давно употреблённых мною порций никотина. Я же поднимаю лицо к тёмному небу, вдыхая тяжёлый дым. И думаю о том, что в какой-то мере он прав.

– Да уж, многовато, – озвучиваю своё согласие вслух.

Вот только к сигаретам это не имеет никакого отношения.

А всё потому, что теперь я точно знаю: Артём меня обманул!

Ведь говорил, что не трогал её!

И я, тупая идиотка, поверила!

А он…

Ненавижу!

Как же я ненавижу его и то, что он с нами сделал!

Мысли кружат в сознании и переплетаются между собой, напоминая сплошной хаос. Затягиваюсь сигаретой повторно как можно глубже, чувствуя, как смертельный яд проникает не только в лёгкие. Моя кровь насквозь пропитана и отравлена уже давно. Кое-чем другим, гораздо крепче и губительнее. И это убьёт меня быстрее, нежели никотин. Давнее ощущение предательства, разъедающее душу на протяжении последних лет, заполоняет изнутри слишком быстро и безвозвратно, чтобы было возможным сдержать или заглушить это ненавистное чувство. Я сама тоже не могу остановиться.

– Скоро вернусь, – проговариваю сухо и иду к своей машине.

Позади слышится скептический хмык.

– Хорошо бы, – доносится мне в спину.

Не оборачиваюсь. Почти дохожу до машины, когда будто на невидимую стену натыкаюсь. В разуме предательски копошится ещё кое-что, не дающее покоя. Из лёгких будто весь воздух вышибает, а сознание словно мозаику из разрозненных кусочков прошлой и настоящей реальности складывает.

Выводы даже делать не надо.

Они сами собой напрашиваются.

– Твой брат и правда считает, что Артём… – проговариваю приглушённо и вынужденно умолкаю, проглатывая вставший в горле ком, последующее добавляю всё также тихо: – Что тот, кто совершил те двенадцать убийств… Он?

Никак иначе я и объяснить не могу содержимое бумаг в своих руках, которые уж слишком прекрасно вяжутся и дополняют всё происходящее вокруг меня с того момента, как оказываюсь в родном городе по воле Агеева спустя долгих восемь лет.

– То есть тебя саму такое обилие совпадений не смущает? – интересуется встречно Костя с ядовитой ухмылкой.

Если бы я и знала правильный ответ, всё равно вслух не произнесла бы.

– Я тебе вопрос задала, – реагирую грубо. – Да или нет?

На добрую минуту повисает гнетущая тишина. И мне уже начинает казаться, что она вполне может заменить согласие тому, чего я жду.

Но…

– У Артёма Рупасова есть алиби на момент похищения и истязания девушек, если ты об этом, – мрачно отзывается Костя. – У обоих братьев Рупасовых. Так что, сама понимаешь. Без вариантов особо.

У меня будто тяжеленный камень с души сваливается. А ужасные домыслы, которые не имеют под собой фундаментальных опасений, быстро выветриваются из головы. Я забываю об этом. Ведь есть нечто иное, вновь затмевающее все мои мысли. Стоит бросить лишь один мимолётный взгляд на документы, связанные с Еленой Наумовой, которые до сих пор сжимаю в кулаке, как ярость пылает с новой силой.

Сажусь за руль, завожу двигатель и вывожу машину на выезд со двора. Пусть я и давала самой себе обещание не объясняться перед Рупасовым за то, почему в своё время решаю быть матерью Матвею…

Теперь я заставлю его самого оправдываться передо мной за это!

Глава 24

В голове сплошная каша. Мысли в сумбуре. В горле застревает привкус разочарования, приправленный жгучим гневом. Никакой адекватности. Всё, что значимо – взглянуть в бесстыжие глаза и увидеть в них как минимум такую же боль, которую когда-то довелось испытать мне самой. Кажется, я превышаю скоростной режим по пути к автосервису, если учесть, что добираюсь до пункта назначения очень быстро. Но саму дорогу не помню. Единственное, оставшееся в памяти – факт измены, благодаря которой мы все приходим к тому, что имеем. Не задумалась даже над тем, что Рупасова вообще может уже и не быть на прежнем месте. Время же далеко за полночь.

На асфальте остаётся чёткий длинный след от шин, когда я резко торможу, бросив «Range Rover» перед центральным входом. Пальцы немного подрагивают, когда я собираю брошенные на соседнее сиденье бумаги, посвящённые отвратительному подвигу восьмилетней давности. Дверцу машины с водительской стороны не закрываю.

Плевать на всё!

Внутри полно народа. Сотрудники СТО вернулись на рабочие места. Каждый из них провожает меня недоумённым настороженным взглядом, но не останавливает и не пытается заговорить, когда я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, демонстративно игнорируя их присутствие.

Дверь директорского кабинета закрыта. Но не на замок. Удостоверяюсь в этом, когда толкаю деревянное полотно, а оно с грохотом ударяется об стену.

Воздух в помещении пропитан терпким запахом алкоголя. Артём сидит в своём кресле, откинув голову на спинку. Его глаза прикрыты, ресницы мелко подрагивают, а пальцы добела впиваются в кожаные подлокотники.

– Ты – лживая скотина! – рявкаю сходу.

Подхожу к его рабочему столу, останавливаясь напротив мужчины, и швыряю принесённое с собой. Листы разлетаются по гладкой, покрытой лаком поверхности. Некоторые падают на пол, но я не стремлюсь поднимать их. Самое главное – заявление, подписанное Леной, лежит прямо перед Артёмом, а мне и этого достаточно.

– На меня смотри, когда я с тобой разговариваю, – выдавливаю сквозь зубы, но уже размереннее и тише.

Фальшивое спокойствие. Ярость, пронизывающая меня насквозь, всё равно слишком отчётливо проскальзывает в моём голосе. И при всём при этом не вызывает никакой реакции у собеседника.

– Уходи, – устало отмахивается Артём.

Чем злит ещё больше!

– Ты оглох что ли? – интересуюсь ответно, упирая кулаки в столешницу.

Наклоняюсь вперёд, прожигая мужчину гневным взором. Правда, это тоже мало помогает тому, чтобы Рупасов выполнил требуемое.

– Просто уйди, а? – повторяется он.

Ожидаю от него чего угодно, но точно не такой апатии, тем более, когда саму переполняют прямо противоположные чувства. И если я сейчас же не поделюсь ими, то они просто выжгут меня изнутри.

– Ты, мать твою, больше не будешь мне указывать что делать! – повышаю голос снова. – И ты, мать твою, прямо сейчас объяснишь мне, что это, – тыкаю указательным пальцем в заявление, – значит! Ты