В ответ раздавались залпы из орудий, стрелявших шестифунтовыми ядрами, однако случайное попадание могло наделать немало бед. Еще двадцать минут шло преследование, корма неприятельского судна снова начала удаляться. К капитану подошел первый лейтенант:

– Сэр, боюсь, нам не удастся нагнать его. Это бессмысленно.

Хоугтон недовольно уставился на него.

– Раскиньте мозгами! Неприятель не может уйти с подветренной стороны. Держа такой курс, он вскоре упрется в банку возле Трескового мыса. Тогда он окажется перед выбором: либо повернуть против ветра, обогнуть мыс с восточной стороны, чтобы попасть в залив Мэн, либо выбрать путь попроще – на запад, прямо в американские воды.

Я хочу прижать его к берегу. Вот поэтому «Рысь» должна взять право руля и преследовать врага, идя этим курсом. Наш шлюп таким образом отрежет неприятелю путь в залив Мэн. Перед французским капитаном сразу встанет нелегкая задача, открывать ли ему огонь по небольшому судну, зная, что проволочка, вызванная перестрелкой, может повлечь за собой схватку со спешащим на подмогу шлюпу военным кораблем.

– Так точно, сэр.

Хоугтон улыбнулся в первый раз:

– А если он захочет уйти в море, в подветренную сторону, то попадет прямо к нам в руки. Тогда посмотрим, кто кого…

В полдень неприятельское судно оторвалось далеко вперед вместе с «Рысью», забравшей право руля. Капитан был доволен, неприятель попадал на крючок, деваться ему было некуда, впереди лежала банка, отрезая ему путь на восток.

– Скорость течения воды пять узлов или около того. Слишком быстро, некогда промерять глубину лотом. Если упадет туман, тогда они точно окажутся в наших руках, – прибавил он взволнованно.

Ветер падал, пока совсем не стих, что позволило легкому французу немного оторваться от преследователей перед тем, как скорость судов совсем упала. Все три корабля из-за штиля остановились в надвигавшихся сумерках.

Когда Кидд заступил на вахту, положение вражеского судна оставалось прежним. В ночном мраке у преследуемой ими добычи появился шанс либо починить мачту при свете ночных фонарей, либо, не зажигая никаких огней, скрыться под покровом ночи. Неприятель выбрал второй вариант. Если бы не проявленная экипажем «Рыси» бдительность, может быть, добыче удалось бы ускользнуть. Как только совсем стемнело, на английском шлюпе специально для «Крепкого» зажгли временный сигнальный маяк – несколько ламп, собранных в один самодельный ящик, причем световые сигналы подавались с одной стороны, чтобы их могли видеть только на «Крепком».

Ночью «Рысь» с горящими сигнальными огнями все время держалась неподалеку от неприятеля. «Крепкий» был едва различим в густом мраке. Когда после полуночи поднялся ветер и французский корсар стронулся с места, Хоугтона немедленно известили о его движении. Повернув на запад, приватир хотел увеличить расстояние между собой и преследователем, чтобы потом уйти в открытый океан. Однако при хмуром рассвете открылось истинное положение вещей: впереди на северо-востоке смутно виднелось плоское побережье острова Новая Англия, в то время как два военных корабля флота Его величества держали курс в море.

С рассветом на палубе появился Хоугтон.

– Он у нас в руках! – воскликнул он. – Он не может поставить много парусов спереди при ветре с траверза, и на бизань-мачте у него нет никакого паруса. Думаю, до полудня все решится.

Капитан не без удовольствия посмотрел на группу моряков, стоящих на квартердеке:

– Судя по всему, сегодня у нас будет славный день.

«Крепкий» устремился вперед с открытыми пушечными портами. Имея берег с подветренной стороны и два военных английских корабля с наветренной, французу больше ничего не оставалось, как идти на запад. Ветер стал задувать с юга. Для того чтобы плыть на запад, надо было умело переставлять паруса. Однако без бизань-мачты самым логичным выходом было идти с взятыми на гитовы передними парусами, маневрируя остальными с целью компенсировать потерю хода. Но француз не подбирал паруса, наоборот, он распустил их во всю длину, лишь слегка потравив шкоты, и почти летел над волнами. Кидд от восторга застыл на месте, паруса белой громадой закрывали собой корпус корабля, пушки молчали, корабль безмолвно плыл по воздуху.

– Я нисколько не волнуюсь за исход, – произнес Хоугтон так, будто и в самом деле не сомневался в этом.

– Впереди по курсу лежал пролив Лонг-Айленд, французу придется огибать его, чтобы не попасть в ловушку, вот тут-то его и будет поджидать «Рысь».

Кидд впервые увидел побережье Соединенных Штатов: нечеткий песчаный берег острова Блок, на севере виднелся низкий покрытый лесом берег Новой Англии.

– Сэр, должен заметить, это американские территориальные воды, – Хоугтон не обратил внимания на тревогу, прозвучавшую в словах Адамса, капитан, не отрывая глаз, наблюдал за плывущим впереди кораблем. – Сэр, хорошо известно, как они щепетильно относятся к нарушениям своих границ.

– Черт побери, мне это также хорошо известно, как и вам, – отрезал Хоугтон. Однако француз, не переставляя парусов с целью обогнуть остров Блок, прямиком устремился в пролив Лонг-Айленд.

– Они сошли с ума! Они сами отрезают себе выход…

– Мистер Хэмбли! Живее! Какая максимальная ширина пролива?

– Ну, к северу между Мотноком и песчаной косой острова, пожалуй, миль семь.

– Тогда можно. Значит, севернее, мистер Хэмбли. Позаботьтесь о том, чтобы держаться поближе к середине пролива. Американцы проводят границу на расстоянии одной лиги от самой низкой точки отлива, это оставляет нам одну милю для свободного плавания.

– Так точно, сэр, – ответил Хэмбли, следя за французом, которого, судя по всему, ничуть не волновали подобные условности.

Оставив остров Блок с левого борта, «Крепкий» вошел в просторный проход в залив, держась с наветренной стороны. Два английских корабля закрыли французу выход из пролива, захват неприятельского судна оставался лишь вопросом времени.

– Он просто тянет время, – фыркнул недовольно Хоугтон.

– Сэр, вспомните, французы союзники американцев, поскольку они поддерживали их во время последней войны, – вступил в разговор Ренци, поднявшийся с пушечной палубы.

– Ба! Чепуха! Они знают, как ведут себя французские революционеры, и не пожелают вступать в какие бы ни было отношения с негодяями и разбойниками.

– Тогда, что означает теперь его маневр? – вежливо спросил Ренци.

Приватир поднял огромный трехцветный флаг, развеваемый ветром, он был хорошо различим на расстоянии двух миль. Француз повернул паруса, чтобы пройти сквозь пролив шириной около мили во внутренние территориальные воды.

– Одна лига, сэр.

– Да, да, помню, – Хоугтон закусил губу, глядя на ускользавшего врага. – Бросить лот. Думаю, надо бросать якорь. Точно на расстоянии одной лиги от берега.

Проводив долгим взглядом французский капер, бывший уже на расстоянии около шести миль и готовящийся зайти в небольшой порт, Кидд присоединился к остальным офицерам в капитанской каюте. Хоугтон не находил себе места: