XII–XIII века были эпохой стремительного развития городов, которое имело место практически во всех областях Европы. Население старых городов росло, они выходили за рамки своих римских или раннесредневековых границ, а одновременно появлялись сотни новых городов, зачастую — в рамках осознанной политики освоения и развития новых территорий. Например, померанский князь Барним в 1234 году объявил, что «движимые стремлением удовлетворить свои потребности и нужды и упрочить свое могущество обычаями других областей, мы приняли решение о развитии в наших землях свободных городов». История процесса урбанизации является неотъемлемой составной частью рассказа об экспансии Высокого Средневековья.

Сложность, возникающая сразу, как принимаешься за историю средневековых городов, связана с тем, что в равной мере имеют право на существование два вполне обоснованных и полезных, но в корне различных определения города. Одно связано с экономическими параметрами: город — это поселение с численностью населения выше средней и с относительно высоким развитием товарообмена и разделения труда. Ясно, что по логике этой формулировки город является таковым только при его рассмотрении в историческом контексте. Численности населения и совокупности экономических показателей, которые позволяют отнести населенный пункт к городу в XIII веке, в XIX будет явно недостаточно. Города подобны пикам на графической кривой, и если изменяется весь масштаб этого графика, то и абсолютные показатели меняют свое относительное положение. Населенные пункты с такими размерами и населением, которые в Средние века позволяли относить их к городам, сегодня могут считаться не более чем деревнями. Такое же наблюдение будет верно, если мы станем рассматривать скорее географические, нежели хронологические различия. Возможно, валлийский город XIII века, если его мысленно перенести в Ломбардию, в сознании своих новых соседей уже мог и не заслуживать названия города.

Опираясь на это экономическое определение, мы имеем дело с целым спектром взаимосвязанных критериев. Изолированное поселение фермерского типа, то есть хутор, имеет меньше жителей и менее выраженное разделение труда, а также слабее вовлечено в товарообмен, нежели деревня, которая, в свою очередь, характеризуется меньшей численностью населения и менее развитым разделением труда по сравнению с небольшим городом. Где именно провести этот водораздел, с какого момента усматривать в населенном пункте черты города — это вопрос суждения, всегда с налетом субъективности. Невозможно доказать, было ли то или иное место городом в экономическом смысле, если заранее не договориться о том, где будет пролегать эта грань. Таким образом, средневековые города — это населенные пункты, которые историки выделяют из массы других по ряду параметров (население, степень коммерциализации, разделение труда), или, если говорить точнее, исходя из ощущения, что они превосходили другие поселения по этим параметрам, если бы мы имели возможность эти параметры измерить.

Совершенно иной характер носит юридический критерий определения города, который отражает другой подход к проблеме. Если экономическое определение является ретроспективным и относительным, то юридическое характеризует определенный момент времени и абсолютно по своей сути. В правовом смысле города имели иной статус, нежели остальные населенные пункты, и о существовании этого статуса люди той эпохи хорошо знали. На самом деле, этот статус город должен был в определенный момент получить, и именно эта дата чаще всего считается днем «основания» города. С юридической точки зрения феодал мог своей волей в одночасье обратить «негород» в город. Ясно, что с экономической точки зрения такое превращение было бы невозможно. Юридические привилегии городов могли даваться одномоментным росчерком пера, что было невозможно для города как новой экономической модели.

Учитывая эти два различия в подходах, надо сознавать возможность и даже высокую степень вероятности того, что города в экономическом смысле и населенные пункты, имевшие официальный статус городов, не всегда совпадали. Поселение относительно больших размеров, с развитой торговлей и разделением труда, могло не иметь статуса города. В то же время другие населенные пункты могли относиться к городам, несмотря на свои малые размеры и сельский по существу характер. Эта ситуация хорошо знакома всем, кто изучал парламентскую историю Англии, когда мелкие «гнилые местечки» (rotten boroughs) продолжали посылать своих представителей в парламент, в то время как многие крупные города с развитым производством были лишены этого права. И это несоответствие появляется задолго до индустриализации. Если положить рядом две карты, отражающие расчетное состояние финансов Англии в 1334 году (когда фискальные записи дают достаточно полную картину) и благосостояние фискальных единиц, какими являлись боро, на тот же период, то поражают два момента. Во-первых, это отсутствие позитивной корреляции между благосостоянием какого-либо района и количеством в нем таких единиц, а во-вторых — большое число бедных городов. Так называемый Уэссекский регион (куда входили Девон, Сомерсет, Дорсет, Уилшир и Гэмпшир) имел огромное число боро, в то время как зажиточные графства Восточной Англии и Мидленда этим похвастать не могли. В самом деле, соотношение по этому параметру процветающих графств восточного побережья, от Норфолка до Кента, с юго-западным полуостровом (Сомерсет, Девон и Корнуолл) было один к пяти. Отсюда ясно, что количество населенных пунктов с правовым статусом города ни в коей мере не отражает уровня экономического развития.

Так же очевидно, что несовпадение понятия города в юридическом и экономическом смысле нельзя считать симметричным. Другими словами, куда больше мест, где поселения со статусом города не выполняли по сути городских функций, чем наоборот. Во многих случаях это объясняется тем, что процветающие общины, как правило, могли купить себе городские привилегии за деньги, а наделенные этими правами поселения, даже если их экономика еще не получила урбанистического развития, едва ли стали бы отказываться от своего статуса. Получается, что реальное несовпадение между юридической и экономической урбанизацией как раз и проистекало из большого количества мест с городским статусом, но сельскими по сути функциями.

В силу этой двойственности самого понятия города для того, чтобы понять значение урбанизации в процессе средневековой экспансии, приходится фактически опираться на две отдельных истории вместо одной. Первая — это рост центров с большой численностью населения, комплексной экономикой и развитой торговлей. Распространение городской свободы — вторая, отдельная тема, хотя и связанная с первой. Например, если говорить об урбанизации Восточной Европы, имея в виду только один правовой аспект, то правильно будет сказать, что она произошла в период между серединой XII и серединой XIV века и по немецкому образцу. Сохранившиеся с того времени городские хартии и законы представляют собой богатый источник информации о том переустройстве, которому подверглись поселения восточнее Эльбы по образу и подобию великих немецких городов типа Любека и Магдебурга. Кроме того, эти хартии и законы, в самых общих чертах, очень похожи на документы Франции или Англии или на испанские фуэрос, и следовательно, можно с полным основанием говорить о проникновении в Восточную Европу западноевропейских форм. Однако если рассматривать эту ситуацию с экономической точки зрения, то картина будет выглядеть совсем иначе. Города, то есть поселения с относительно большой численностью жителей и комплексной застройкой, существовали в Восточной Европе задолго до появления городских хартий вольности. Археологические исследования, особенно послевоенного периода, позволили установить средневековые торговые пути и процветающие торговые центры, которые существовали в Прибалтике и по берегам крупных рек уже в X веке. Практически нет сомнений, что предоставление статуса города лишь означало новую организацию уже существовавшего населенного пункта, а не основание или придание городского статуса новому поселению. В некоторых случаях, например, как с Щецином или Данцигом, город в экономическом смысле фактически существовал задолго до того, как получил законодательное оформление в качестве такового. С другой стороны, предоставление городу права самоуправления нельзя считать чисто формальным актом. Даже в тех случаях, когда поселения уже по сути жили городской жизнью, городской закон способствовал ее реструктуризации, усилению либо видоизменению отдельных ее аспектов. Надо также отметить, что во многих случаях предоставление статуса города действительно означало его основание и подразумевало трансформацию сельского поселения в городское либо появление совершенно нового населенного пункта на незаселенном месте. Основание самого Любека, матери городов Балтийского побережья (о нем пойдет речь ниже), показывает, насколько привлекательны были те привилегии, которые давала городская хартия, и как они порой стимулировали основание новых поселений.