Но я очень хочу найти Кита, чтобы поговорить наедине. Мне не нужны свидетели – не хочу, чтобы мои друзья знали о том, что мы с ним знакомы. И чтобы сделать это, мне нужно хоть как-то ориентироваться в Чертоге.

– Хорошо. Хочешь окунуться на один день в нашу жизнь? Добро пожаловать! – сдается Кирилл.

Мальчишки приносят к границе мешок с вещами, кидают мне его через забор.

– Что это?

– Твой парадный костюм. Надевай! Опаздываем на бал, – отвечает Кирилл.

Достаю из мешка мятые невзрачные тряпки.

– Э-э-э?

– Тебе нужно слиться с толпой. У нас там дресс-код. Тебя в твоем желтом платье разорвут на части. Это мои шмотки, не бомжа с помойки, так что не дрейфь и напяливай! – подбадривает меня Кирилл.

Ребята смущенно отворачиваются. Снимаю платье, аккуратно складываю его и убираю в мешок. Надеваю широкие штаны с веревкой вместо ремня, которую затягиваю на талии, линялую толстовку, всю в каких-то бордовых подтеках.

– Ну все, дресс-код пройден! Лезь сюда!

По другую сторону забора Кирилл добавляет в мой наряд один аксессуар – нахлобучивает мне на голову бейсболку с засаленным козырьком и прячет под нее мои волосы, ненамеренно больно дергает за пряди, но я терплю. Сверху накидывает капюшон.

– Вот! Теперь тебя даже мамка не узнает! А в Чертоге за свою примут. Погнали!

Все здесь кажется мне удивительным.

По улицам с рогатками в руках, в шахтерских касках на голове носятся дети – играют в войнушку. Отцовские каски им так велики, что у некоторых из-под козырька только нос торчит.

На восточной окраине поселка – вырытые траншеи.

– Это канавы, в которые собираются шахтные воды – чтобы поселок не затапливало, – объясняет Кирилл.

Повсюду в поселке стоят вагонетки, каждый использует их под свои нужды. В одном огороде вагонетка служит резервуаром для воды, в другом – мусорным баком.

По грязному переулку прогуливается тощая корова.

Я вижу, как за оградкой из хлипких жердочек мужчина с густой бородой рубит дрова, потом он подходит к железному рукомойнику, подвешенному на цепочке, моет руки.

Повсюду раздаются лай собак и кукареканье петухов.

По крышам сараев носятся дети. Старушка, вешающая на натянутые между сараями веревки выстиранное белье, замахивается на них простыней и ругается.

Видно, что Чертога росла хаотично: возле каждой шахты наскоро возводились бараки. С течением времени они образовывали поселки, которые разрастались и, сливаясь, превращались в город.

На ближайшей помойке кто-то рыщет. Сначала я думаю, что это собака. Но нет… Человек.

Мальчишки рассказывают мне о Чертоге. О каторжанах, которые ее строили. О том, какой она была раньше, когда процветали рудники. Это было задолго до рождения Кирилла, Игорька и Вани – никто из них не знал ту, старую Чертогу, в которой все жили счастливо.

Ребята родились уже совсем в другую эпоху, когда рудники себя исчерпали, а в Чертогу пришли безработица и нищета.

Чертожцы переживают все. Голод и холод, ночевки в подвалах вместе с крысами.

Мои друзья говорят, что от безысходности здесь часто случаются самоубийства. Люди бросаются под поезда или прыгают в ствол шахты.

Безнадега – такое название отлично подошло бы этому месту.

– А здесь у нас Лоскутки! – важно объявляет Игорек и показывает вперед.

Перед моими глазами открывается удивительная картина: скопление жилых домов, но вместо унылой картины я вижу множество ярких пятен, как будто художник, рисующий невзрачный поселок в дождливый день, вдруг передумал и вылил на холст все свои самые яркие краски.

«Я покажу тебе кое-что. Тебе это понравится. Ты любишь картины? Я поведу тебя в наш район – у нас целые дома с картинами на стенах, представляешь! У нас все здорово рисуют. И разукрашивают свои дома…» – слышу я у себя в голове голос Кита. Он собирался показать мне это место.

Картины на стенах… Это удивительно!

Жители попытались скрасить условия, в которых им приходится жить. Вон на стене дома нарисован балкон с ажурными колоннами, на котором с бокалом вина стоит дама в пышном платье, на другом доме – окно с красивыми занавесками.

Люди, животные, деревья, море, звезды… На этих домах нарисовано все, что местные жители когда-либо видели, а может, не видели, но мечтали увидеть.

И где-то здесь живет Кит… Теперь я знаю, куда мне идти, чтобы его найти.

И, кажется, я догадываюсь, где его дом.

– Почему… монстры? – спрашиваю я, подходя к стене мрачного дома на окраине Лоскутков, который своим угнетающим видом отличается от остальных. – Здесь монстры… И пятнадцать пар жутких глаз. Зачем они здесь? Все дома добрые, а этот… очень злой. Жуткий.

Мальчишки хмыкают.

– Здесь живет Мистер «Психопат года», – говорит Кирилл. – Кит Брыков. Это его дом. Неудивительно, что он рисует монстров. Было бы странно, если бы он разукрасил стены ромашками. Пойдемте отсюда от греха подальше. Хочу хотя бы один день не быть отбивной.

Так вот, где ты живешь, Кит… Отсюда не так уж далеко до того места у забора, где мы с тобой встречались. Между нашими домами небольшое расстояние. Мы оба живем на окраине. Стоит только пройти через nebel – и мы встретимся.

* * *

Этим же вечером я бегу к забору. Там быстро переодеваюсь в вещи Кирилла, засовываю в мешок свое платье, а сам мешок закидываю за плечо. Бегу в Лоскутки…

– Вы не знаете Кит Брыков? – спрашиваю я у курящей у дома женщины, одетой в старый в пятнах халат. Стараюсь говорить без акцента, но вряд ли у меня получается.

К счастью, женщина ничего не замечает, она глубоко затягивается, бегло осматривает мою мятую одежду и, морщась, отвечает:

– А, чертенка этого ищешь! Ночь на дворе. Где ж ему быть, как не в рыгаловке ихней?

Она указывает куда-то в проход между домами и презрительно сплевывает себе под ноги.

– И прекратите шляться к этому дому, наркоманы и алкаши треклятые! Мне потом шприцы и осколки после вас подметать…

Я быстро уматываю.

– Эй, малой! – слышу вдогонку. – Если Кольку Возняка там встретишь – гони его домой! Скажи, мать топором уши отрубит, если не припрется! Неделю где-то шляется, гаденыш…

Я почти ничего не поняла из ее слов, кроме того, что она ищет сына. Иду вдоль домов в поисках непонятно чего – какого-то места под названием «Рыгаловка». Что это может быть? Кафе? Клуб?

И вдруг я слышу музыку за дверью одного из домов. Открываю скрипучую дверь.

Я будто попадаю в развороченный муравейник…

По всему помещению тянутся длинные узкие лавки и столы. Вдоль стен – железные бочки. Под потолком клубится табачный дым. В воздухе стоит кислый запах. Очень душно. Играет громкая музыка, и везде, как черви, копошатся люди. У ближнего стола дерутся двое. На одну из бочек взгромоздилась наполовину обнаженная целующаяся парочка. Нет, не целующаяся. «Целоваться» – слишком приличное слово для описания их действий. Впечатление такое, что парень и девушка пожирают друг друга.